— Представляю себе.
— Ты на этот раз намерен детям денег оставить?
— Если сегодня какой-нибудь бизнес проверну.
Но единственный бизнес, который Сидни запланировал себе на этот день, состоял в том, чтобы снова драпануть из города. Он и без того слишком уж задержался.
Из дневника Тревора
Представления не имею, что произошло между Рубеном и мамой. Что-то, должно быть, и впрямь, странное. Потому как теперь всякий раз, когда я вижу Рубена, он говорит: «Так. Тревор. Как твоя мама?»
А потом говорит: «Так. Она когда-нибудь спрашивает обо мне?»
«Что спрашивает-то?» — я всегда думаю. Только обычно лучше в такие дела не ввязываться.
Потом я прихожу домой, и мама спрашивает: «Видел Рубена?» И я говорю, ну, да, я его всю дорогу вижу. А она говорит: «Ну. Он когда-нибудь говорит обо мне?»
Иногда хочется заорать на них обоих. Крикнуть хочется: «Да поговорите же друг с другом! Не так-то оно и трудно! Ребят, это ж не операцию на мозге делать».
Только взрослые бесятся, когда с ними так разговариваешь.
Ну, у меня такая система. Никогда не говорю ни ему, ни ей того, что им, и вправду, хотелось бы узнать. Тогда рано или поздно им придется переломить себя и поговорить друг с другом.
Иногда беспокоюсь: неужто и я такой же чудной стану из-за девчонки, когда вырасту. Тошнит, как подумаю об этом.
Глава семнадцатая. Арлин
Лоретта размешивала молоко в кофейной чашке, и тонкий звякающий звук ложечки действовал Арлин на нервы. У Лоретты опять сломалась ее кофеварка, а поскольку растворимый она никогда не жаловала, то с утра пить кофе заявилась к Арлин домой. У Арлин кофеварка не ломалась никогда, а потому она поневоле пришла к выводу, что свою Лоретта использует просто нещадно.
Арлин решила: когда она проживет в трезвости два года, как Лоретта, то не станет пить по двадцать две чашки кофе в день. Потом, осознав, как спесиво это звучит, мысленно изменила фразу: если когда-нибудь у нее случатся два года трезвости.
Все не так-то просто, как выглядит в наставлениях.
Обычно ей нравилось, когда Лоретта оказывалась рядом: и чем чаще, тем лучше, — но на прошлой неделе она совсем расклеилась, до того, что крестной своей не позвонила ни разу (мелочь, не прошедшая мимо внимания Бонни).
Голос Лоретты нарушил спокойствие:
— Не много-то ты о нем нынче толкуешь.
— О ком?
— Что значит, о ком? О том парне, по ком ты вся из себя пылала.
— А-а. — Почему-то ей показалось, что Лоретта имела в виду Рики: факт, объяснить который она не могла и предпочла не упоминать. — Думается, я вроде как избегаю его.
— Что, не так хорошо покатило?
— Что?
— Сама знаешь. Спать с ним.
— Да нет. С этим все прекрасно.
— Я думаю!
— Славно было. На самом деле.
— У него, когда он раздет, намного больше шрамов? То есть, ты, как бы дотрагиваешься до них повсюду, где трогаешь?
Арлин пальцами отвела волосы назад и пожалела, что больше не курит. Или о том, что нет под рукой пачки сигарет, чтоб можно было соскочить с вагона для некурящих. Когда он раздевался, шрамов было больше. С левого бока под ребрами и рука его выглядит так, что не приведи бог. Только она не замечала этого до самого утра, да и не так уж это было важно.
— Нет, Лоретта. Не в том дело.
— У него нет шрамов, ну там…
— Что?
— Внизу.
— Нет. — Арлин встала и прошла к плите. Начинался интимный девчоночный треп, в котором она вскоре до того дойдет, что разболтает и то, чего бы сама знать не желала. Подойдя к плите, заметила, что чашка ее полна, и никак не могла подыскать иного достойного повода для выхода из-за стола. — Нет, внизу он примерно как раз такой, как я и ожидала, только еще лучше.
— Тогда в чем заковырка-то?
— Сама хотела б знать. — Арлин опять села. Голову на руки уронила. Нет, дольше тянуть мочи нет. — В последний раз, после свидания, он на ночь не остался. Вел себя как-то странно. Ну, знаешь, как люди себя ведут.
— Не-а. Думаю, людей разных полно и ведут они себя дополна по-разному.
— Я имею в виду, как они ведут себя, пытаясь сказать что-то. Ты разве этого никогда не делала? Не разучивала перед зеркалом, что сказать должна? А потом, когда сама увидишь, оно как бы на тебе повисает. Словно всякий слышит это. Я все время думала, что официант слышал это.
— Так и что же он сказал?
— Так ничего и не сказал. Но я все равно знаю. Он пытался порвать со мной. Я как чувствовала.
— Этого ты знать не можешь, пока его не спросишь.
— Теперь я знаю.
— Тебе надо его спросить.
— А тогда он возьмет да и скажет. — Арлин в окно видела, как Тревор играл на гаражной крыше со своим приятелем Джо. Прямо она ему никогда не запрещала, но он должен бы знать, что возня на крыше ей вовсе не понравится. Когда она просунула голову в кухонное окно, сын успел перебраться обратно на сливовое дерево и помахал ей оттуда рукой.
— Так иль иначе, тебе придется с ним поговорить.
— Я думала, может, проехаться к нему домой с Тревором. — Такое в прошлый раз неожиданно здорово сработало, вот только… слишком уж, похоже, тонка ниточка, малость мудрено объяснить, вот она и не поехала.
— Так, теперь, если он рвет с тобой, то большего и горя нет.
— А почему это кажется странным?
— Последнее, что я слышала, этот парень только для секса, пока Рики не вернется домой.
Арлин резко откинулась на спинку стула и пронзила Лоретту взглядом, который приберегала для недоумков, тупых и круглых идиотов.
— Рики не воротится. Неужто ты не понимаешь этого, Лоретта?
У Лоретты бровки вздернулись домиком.
— Неужто я не понимаю этого? Неужто я не понимаю? Милочка, по большому счету, единственной живой душой на Земле, не понимавшей этого, была ты.
Арлин вздохнула и выплеснула остатки кофе в раковину.
— Что ж, мне потребовался пересчет, — сказала она.
* * *
Когда Тревор прыжком одолел порог кухни, Арлин попросила Лоретту: исчезни. Выразила она это на своего рода языке жестов, том, который становится понятен, только если вы давным-давно знаете кого-то.
— Да я только собиралась еще чашечку выпить, Арлин!
Арлин сграбастала кофеварку, выдернув на ходу шнур из розетки в стене. Там бултыхался кофе еще чашки на три.
— Пей на здоровье! — воскликнула она, вручая все это хозяйство Лоретте.
