— Если действительно хочешь какую-то другую, — сказал Лу, — иди найди какую-нибудь другую. Ей ты никаких одолжений не делаешь.
— Нет, — ответил я. — Я хочу ее. — И этот ответ удивил нас обоих.
Мне просто нравилось то, как я себя чувствовал рядом с ней. То, какие чувства она во мне пробуждала. И неожиданно это показалось куда более истинным и стоящим, чем ношение женщины на руках.
Лу рассказал мне историю про своего недавнего любовника. Мужчину, который, как и большинство мужчин в его жизни, держал его на расстоянии, пока у Лу терпение не лопнуло.
— В конце концов я поставил ультиматум: сотвори ад из моей жизни или убирайся из нее ко всем чертям! Если хочешь перестать чувствовать себя бесчестным, Руб, постарайся из нее сделать честную женщину.
Когда я повесил телефонную трубку, многое стало выглядеть яснее.
* * *
Когда он наконец-то отыскал его, кольцо, которое, в его понимании, было именно таким, как надо, то понял, что пришлось бы спустить все свои сбережения, чего делать не хотелось вовсе. Деньги на черный день. На душе было хорошо просто потому, что он знал: они есть. Но он понимал: оставаться им там недолго.
Кольцо было не настолько велико, чтобы бросаться в глаза, но достаточно заметное, оправленное в белое золото с бриллиантами поменьше, спускавшимися до половины кольца от верхнего камня. Немного старомодное, но ему это в нем нравилось. Немного походило на кольцо его матери, но не настолько, чтобы это имело значение. Просто кольцо было именно такое, как надо, потому что он знал это.
Оставив кольцо лежать на прилавке магазина, он отправился домой — и никак не мог выбросить его из головы. Решил поспать с мыслью о нем, но спалось плохо. Утром опять отправился к ювелиру, боясь, что кольцо уже куплено. Когда оказалось, что нет, попросил отложить его, понимая, что еще может передумать.
Но уже на следующей встрече с Тревором за завтраком на кухне он понял, что должен сделать это. Посмотрел на Тревора и понял. Не сможет он купить колечка подешевле или превратить их отношения в дешевку, не купив вообще никакого. Поступить справедливо по отношению к Арлин значило поступить справедливо по отношению к Тревору. И, разумеется, к себе самому.
* * *
Кольцо лежало у него в кармане, когда на другой день вечером он повел Арлин на ужин.
Она надела блузку из розового шелка и открыто улыбалась, являясь всему свету как женщина, которую он всегда знал и всегда хотел — и никаких промежуточных сомнений. Сунув руку в карман пиджака, он сжал пальцами бархатную коробочку. Он был уверен. Почти извлек ее, но упустил нужный момент. Но еще успеет. Только бы время подгадать. Он был уверен.
А она, возможно, нет.
Рубен до того погрузился в собственные сомнения, что забыл принять во внимание очень реальную возможность того, что Арлин может сказать «нет». Он вынул руку из кармана и постарался забыть, что коробочка осталась там.
Когда в тот вечер попозже он проводил ее до двери дома, оба признались, что вымотаны до изнеможения. Рубен оставил ей на прощание легкий бесстрастный поцелуй.
И в тот же миг в нем пробудилось волнение от воспоминаний о том вечере, когда она неожиданно бросилась ему в объятия, предлагая себя, как раз тогда, когда он ждал поцелуя на прощание. За это он ее полюбил. Пусть тогда и сбежал. Все остальное было лишь игрой, чтобы отвратить именно этот миг, когда он чертовски хорошо понимал: она это то, что ему нужно, и понимал, что что-то не так.
— Ты в порядке? — спросила она. Голос прозвучал слабо. Испуганно.
Он сам порядком испугался, услышав его таким.
— Конечно. Что могло стрястись?
— Не знаю. Ты вроде странный какой-то сегодня.
— Просто устал.
— Ну да. Я тоже.
По пути к машине он обзывал себя трусом.
На полпути к дому его будто стукнуло, словно он от сна отрешился. Вообразить не мог, о чем он до того думал или почему. Поверить не мог, что едва не произнес этого вслух. Подумал об Арлин, попытался мысленно представить ее, но вырисовывалась лишь какая-то незнакомка. Добравшись до дому, нашел чек за кольцо у себя в ящике — там, где и оставил его.
Мисс Лайза вспрыгнула к нему в постель и потерлась о подбородок. Он рассказал ей все. Обрисовал скалу, с которой едва не прыгнул. Кошка согласилась с тем, что люди существа порывистые и странные. В лучшем случае. Он пообещал ей, что утром вернет кольцо, но так и не дошел до такого.
Глава шестнадцатая. Сидни Г
Им в угоду он добавил своей походке малость вальяжности.
Знал: они у него за спиной, — чувства подсказывали ему это. Просто здравый смысл говорил ему об этом. Выйдя из бара, он знал: они пойдут следом. Выпитое пиво ударило в голову, что плохо сказалось на его поступи и равновесии. Эту неурядицу требовалось вдумчиво одолеть.
Все ж в переулок свернул. Поступи он иначе, так совсем-совсем другой был бы человек. Чего никогда бы себе не позволил. Сидни Г. до конца, только это еще не конец. Для такого надобна армия побольше этой. И потом, бок ему приятно холодила сталь. Будем считать, силы равные.
— Эй ты, лоб здоровый! — Резкий окрик сзади. Голос он узнал. Этот голос уже попадался ему нынешним вечерком.
Слушай, она сидела себе у бара одна: откуда ему было знать, что она с этим мужиком? И потом, если б дело выгорело, то какая бы ему была забота?
Только тут — городок маленький, ничего похожего на настоящий мир. А тут еще этот красномордый мужлан, что за ним, а за тем другие крепкие мужланы из того же маленького городка — вот и сбита команда по случаю. Эти козлы считают, что последнее слово за кулаками.
Тото, по-моему, мы уже не в Канзасе.
— Я к тебе обращаюсь, болван.
Сидни Г. остановился, слегка покачнулся и обернулся. Их было четверо у входа в переулок, свет фонарей бил им в спину, и облака от их дыхания клубами ходили во все еще холодном и ясном после вчерашнего дождя воздухе.
Они подходили, впереди опечаленный дружок той леди, трое его подручных выстроились у него за спиной, лыбясь тошнотворным хором.
Вот и попался, балаболка городская.
Это вы так считаете.
— Ну, лоб здоровый. Повтори-ка, что ты мне плел про мою мамочку.
Сидни Г. усмехнулся. Глубоко вздохнул, выпячивая живот под ремнем с выпуклостью холодного металла.
— Эй, слышь, мужик, по чесноку, то неправдой было, что я про твою мамочку сказал. Я ее на самом деле не сделал.
Четверо мужиков оскалились, ободренные своей воображаемой мощью.
Катись-ка, городской, отсюда, пока цел.
Это вы так считаете.
— Я говорю, такую дылду-уродину? Да мне плевать, сколько б она ни упрашивала. Это не по мне. — Сидни улыбнулся и вытащил из-под пальто пистолет. Он был пьян, вдрабадан. Настолько пьян, что позволил себе ошибку. По-настоящему глупую ошибку: стоя лицом против четверых, ни разу не позаботился взглянуть, что у него за спиной.
