Он только с грузовиком закончил. Двигатель освободил. Не с крепежа его снял, а отсоединил все патрубки и провода. А их с избытком было. Не как в старые добрые времена. Это ж удумать, как сейчас делают, как дрянь какую!
И он ушел в гараж. Расстелил в углу старый восточный ковер. У самой стены. Только-только успел глаза закрыть.
Она явилась. Свет включила. Щуриться заставила.
— Это всего лишь я, мэм, Джерри. Просто перерывчик по-быстрому сделал. Просто прилег. Потом я еще с вашим грузовиком поработаю.
— Я знаю, что вы здесь живете, в моем гараже.
— Нет, мэм. Только прилег по-быстрому.
— Где ж вы обитаете?
— Там, в мастерской, где работаю. Мне разрешают спать на диване в комнате для клиентов.
— Вставайте. Я отвезу вас туда.
Черт. В том, как она обращалась с ним, было две неприятности. Первая — она была дьявольски красива. По виду никак не скажешь, что у нее уже сын в возрасте Тревора. На вид еще и тридцати нет. Такая в самом деле маленькая и миленькая, сложена, как куколка. Пока рот не откроет. Личность типа амазонки, такой, что раз в десять ее больше. Но — дьявольски красива. Были бы они в баре вместе и хватало бы у него денег им обоим выпить купить… если бы было все не так, не как на самом деле сейчас… не было бы так, что и думать нечего. Другая неприятность в ее обращении с ним, как с гадом каким, состояла в том, что он, по-честному, и обижаться-то на нее был не в силах. Ведь чем было крыть-то? Нечем. И как?
Залезая в машину, когда она уже сидела на водительском месте, усаживаясь рядом, в свете горевшей вверху лампочки он ясно видел ее лицо. И, взглядываясь в это лицо, думал: «Ты да я, мы не такие уж очень и разные, и ты, может, знаешь это». Но понимал: упаси его бог сказать такое вслух.
Они ехали в молчании по Камино, главной улице города. Города-призрака в такой час ночи. Пустынная улица тянулась вдаль, светофоры невесть с чего меняли цвет огней.
— Чертовски хорошая у вас машина. — Старый зеленый «додж-дарт». Если о ней заботиться, вечно служить будет. Да и если не заботиться — тоже.
— Это надо считать чем-то вроде ехидства?
— Нет, мэм. Я это как факт говорю. Этот наклонный шестицилиндровый двигатель — лучшее из всего ими созданного. Его не загубишь, даже если стараться будешь.
— А бывает и хочется. Иногда.
От нее в ответ всегда только и слышишь что-то пожестче и студенее, чем ожидаешь по ходу разговора. Впрочем, красивая леди. Симпатичная.
— Я знаю, что не нравлюсь вам.
— Не в том дело.
— В чем же тогда?
— Послушай. Джерри. — Остановились на красный свет, стоят. Хотя вокруг — никого. Ни единый человек не перешел улицу на зеленый, пока они ждали. — Я стараюсь вырастить мальчика сама, своими силами. Никакой помощи ни от кого. Я не могу следить за ним все время.
— Не намерен ничем вредить вашему сыну.
— Ты никому не намерен. — Загорелся зеленый, взвизгнули шины.
Просто чересчур резко нажала на газ.
Она остановилась возле «Быстрой смазки и отладки».
На улице было холодно. Ему не хотелось выходить. Как-то думалось, что и не придется. Больше. Не надо будет больше спать на холоде. На самом деле ключа от мастерской у него не было. Он и в миллион лет ни за что бы не сказал своим боссам, что ему нужен диван, чтобы поспать.
— Спасибо, что подвезли, мэм.
— У меня нет ничего лично против тебя. Нет.
— Хорошо. Как угодно.
Он вышел из теплой машины. На ветер. Минуту спустя она стояла у него за спиной.
— Послушай, Джерри. В каком-нибудь другом мире… кто знает?.. мы могли бы даже стать друзьями. Это просто такой…
Джерри круто развернулся. Ей пришлось смотреть ему в лицо. Всего секунду, потом на его обувку. Если б только она не взглянула на его обувку! У него не хватало денег, чтобы сменить старые кроссовки. Видел классные рабочие ботинки на шнурках, но не мог их себе позволить. Зато завтра. Завтра будет зарплата. Нет, сегодня. Уже больше трех ночи. Сегодня попозже — рабочие ботинки.
— Приятно было слышать ваши слова, мэм. По тому, как вы себя вели, я было подумал, что только один из нас за человека считается.
— Никак не имела такого в виду.
— Никогда не имели в виду этого.
Она повернулась, возвращаясь к машине. Он обернулся, глядя ей вслед. Так что они оба увидели это. Что-то похожее на длинную полоску занялось высоко в небе. Скользнуло вниз, но быстро. Высветив ночь, словно молния. Огненный шар с хвостом.
— Елки зеленые, — выдохнула она. — Видели? Что это было, комета?
— Не знаю, может, метеор. Когда маленьким был, мы это называли падающей звездой. Я, было дело, думал, если увидишь такую, то получишь то, что загадал. Ну, знаете, вроде как, все, о чем мечтал, сбудется?
Она обернулась, взглянула на него. Лицо ее — сплошная мягкость. Может, ей и в голову никогда не приходило, что бомжи тоже были маленькими. Или, как и все, желали, чтобы их мечты сбывались.
— Вас, — сказала она, — не тошнит от моментов вроде этого?
— А что это за моменты, мэм?
— Когда появлялется ощущение, будто все мы одни и те же?
— Нет, мэм. Мне это нравится.
— Ладно, счастливо.
— Мэм?
— Да?
— Я сегодня получаю первую зарплату. И пойду сниму дешевую комнату. Чтоб у вас под ногами не путаться. Ваш малец не пожалеет, что силы на меня потратил. Думаю, и вы тоже. Я сделаю то, что мне положено. Понимаете, передам добро по цепочке.
Она долго стояла, словно не решаясь: то ли спросить о чем-то, то ли нет. И решилась:
— Может, объясните мне про это? Как эта штука «заплати другому» устроена?
Джерри аж глазами захлопал от удивления:
— Он вам не рассказывал?
— Я толком и не спрашивала.
Из книги «Говорят знавшие Тревора»
Так я, значит, объяснил ей про «заплати другому». Нашел палку. И начертил прямо по грязи. В темноте. Нам обоим щуриться приходилось, чтобы разглядеть. Было холодно, но у нее было из чего выбирать. Могла бы дома в тепле сидеть. Тут есть разница. Откуда мне знать, почему?
Я начертил эти самые три круга. И разъяснил про них. Как мне малец разъяснял.
— Видите, вот этот, это я, — сказал. — А эти два, я не знаю. Еще двое других, наверное. Кому он собирается помочь. Видите, фокус в том, что это что-то большое. Большая помощь. Вроде как, то, что вы не любому и не каждому сделаете. Может, своей матери или сестренке. Но никому другому. Малец сделал это для меня. Я должен сделать это для трех других. Те двое других, они должны сделать это для троих других. А те девять других тоже должны сделать это для троих других. Каждый. И получится двадцать семь.
