— Я могу помочь, — встряла Мара.
— Не сомневаюсь. Но вам пора отдохнуть друг от друга, пока вы не заподозрили в убийстве меня или бедолагу Густава, ведь ни садовника, ни дворецкого у нас нет. Я подумал и решил, что ты должна научиться доверять мисс Вукович. А для этого тебе придется узнать ее получше. Следующий месяц ты будешь личным секретарем нашего завуча.
— Что?! — Вукович была поражена не меньше Мары. — Но ведь мы же обсуждали: по три доклада к каждому предмету…
— Вам обеим это нужно, — прервал ее Эдлунд. — Ты загружена бумажной работой, а Маре будет полезно понять, чем ты занимаешься. И почему бываешь такой… сердитой.
— Но Ларе! — попыталась возразить хорватка.
— Это окончательное решение.
— Прекрасно, — фыркнула она и поправила очки. — Непонятно только, какого доверия можно ждать от учеников, если мое мнение здесь вообще никого не интересует!
И она стремительно прошагала в коридор, обдав Мару шлейфом своих духов, которые когда-то так понравились девочке.
Виновница торжества вздохнула и сунула руки в карманы. Если Эдлунд хотел придумать суровое наказание, то ему это удалось.
Потом он все же отпустил Мару и Джо на ужин: человеколюбие еще теплилось в глубине его директорской души. Еда, конечно, остыла, холодные макароны слиплись, картофельное пюре затвердело. Но хуже всего было то, что синьора Коломбо лишь покачала головой при виде Мары и удалилась обратно на кухню. И плевать даже, что от нее теперь не дождешься рассыпчатого орехового печенья. Она была ласковее остальных. До этой глупой выходки.
Нанду подскочил к ним, когда они уже доедали остатки былого пиршества. Он запыхался: бал был в самом разгаре. Мучительный пересказ наказаний только усугубил дурное настроение Мары. Всей троице вход на танцы был закрыт, вместо этого они должны были заняться подготовкой кроватей для гостей. Учитывая масштабы праздника, работы предстояло море. И из-за этого смотреть на довольного и за километр благоухающего одеколоном Нанду было совсем противно.
Вместе с несколькими учениками и Густавом Мара, Брин и Джо отправились в подвал, где их уже поджидала миссис Чанг. Сухонькая пожилая китаянка, которая заведовала чистотой Линдхольма уже не один десяток лет, не знала, что такое отдых. Где-то внутри нее находился вечный двигатель, и от других она требовала столь же бурной и непрерывной деятельности.
Подвал главного здания был заполнен раскладушками. В пансионе в любой момент могла разместиться добрая армия солдат. Часть гостей планировали уложить в домиках, часть — в кабинетах на втором и третьем этажах. Мара и Джо вдвоем носили складные кровати и перетаскивали парты, освобождая пространство для спальных мест, Брин доверили стопки чистого белья.
— Куда это годится? — ворчала миссис Чанг, глядя, как исландка неумело запихивает подушку в наволочку. — Лучше все делать самой…
И она устроила смущенной Брин короткий мастер-класс, после чего дело пошло быстрее.
Солидным гостям вроде Тхакура из Верховного совета или Уортингтонов отвели отдельные комнаты. Там не требовались раскладушки: широкие кровати опускались из специальных встроенных шкафов. Прежде Мара такого не видела, да и теперь рассмотреть толком не удалось: миссис Чанг лично стелила постели высокопоставленным лицам и быстро выгнала любопытных студентов.
Загруженная поручениями, Мара не сразу заметила, как оказалась прямо у палаты, где когда-то провела не самые приятные дни своей жизни. И не смогла удержаться от искушения заглянуть и проведать Иду. Убеждая себя, что печется о здоровье соседки, она скорее жаждала выяснить подробности вечернего происшествия.
Голландка была в палате одна: на тумбе у ее койки слабо светился ночник. К руке тянулась капельница. Ида не спала, просто лежала, мрачно глядя в одну точку.
— Чего тебе? — буркнула она, мельком взглянув на Мару и снова вернувшись к созерцанию пустоты.
— Хотела узнать, как ты.
— Лучше некоторых.
— А где твой отец?
— Это что, интервью?!
— Как хочешь. — Мара пожала плечами. — Я пошла.
— Стой! — возглас застал ее в дверях. — Подожди.
— Ну? — Мара снова шагнула в палату.
— Не хотела срываться. Говорят, ты пыталась меня спасти. Как дура, конечно, но я от тебя другого не ждала. Так что извини или типа того.
— Все нормально, — кивнула Мара.
Это было лучшее, что ей приходилось слышать от Иды ван дер Вауде.
— Отец внизу, на балу, — сообщила любительница готики.
— А почему не с тобой?
— А чего со мной сидеть, если я не собираюсь на тот свет? — невесело усмехнулась Ида. — Спектакль на звание «отец года» сыгран, теперь можно развлекаться.
— Не думаю, что это был спектакль. Он искренне за тебя волновался.
— Ты вообще не знаешь зимних. Человек, способный перевоплотиться в другого человека, изобразит все, что ты хочешь увидеть.
— Это правда, что ты?., ну, в общем…
— Выпила коньяк, который папа собирался подарить Тхакурам? Да. Перелила половину бутылки в свою колу и выпила.
— Но зачем?
— Чтобы позлить его, наверное, — протянула Ида. — Я не хотела, чтобы он приезжал. Ему на меня наплевать, хотел только выслужиться перед членами совета. Деловые связи и прочая ерунда. Думаешь, меня просто так поселили в одну комнату с этой стервой Рашми? Лучше бы мама приехала.
— А она занята?
— Да ничего она не занята! — раздраженно воскликнула Ида. — Просто они в разводе и на дух друг друга не переносят. Стараются не пересекаться. Отец решил, что раз это не мой день рождения, обойдусь без мамы.
— Скучаешь? — Мара сочувственно посмотрела на соседку: та всего-навсего хотела материнской любви…
Между ними было больше общего, чем она думала.
— Вот только не надо меня жалеть! — бросила Ида, и очарование момента исчезло.
— И не вздумай никому растрепать! Особенно этой своей Фриксдоттир!
Мара закатила глаза и пошла дальше помогать Джо. Уже взявшись за ручку двери, она застыла и вновь повернулась к Иде.
— Слушай, а зачем ты легла на мою кровать?
— Лень было разуваться и снимать джинсы. А у меня приличное белье, не пачкать же его.
— Ясно, — и Мара поспешила покинуть палату.
Вряд ли Ида ван дер Вауде смогла бы однажды стать ее подругой.
Брин тем временем наловчилась зачехлять одеяла, почти как миссис Чанг. Впрочем, саму исландку этот факт не радовал.
— Мне кажется, даже если я сейчас закрою глаза, то все равно буду видеть одни пододеяльники, — пожаловалась она.
Джо не жаловался. Но лоб у него заблестел от пота уже после пятнадцатого подъема раскладушки на третий этаж, а поднимались они в тот вечер гораздо больше.
