Ворочаясь с боку на бок на тонком одеяле, брошенном прямо на землю, Смит проклинал все и вся. Вдруг он увидел, как к нему в палатку скользнула тень. Он приподнялся на локте и заморгал, пытаясь разглядеть, кто бы это мог быть. Другой рукой он нащупал саблю, лежавшую рядом с ним.
В следующую секунду он понял, что над ним склоняется женщина.
— Леди Лукреция! — вскричал он, пораженный. — Что вам угодно?
— Тс-с, тихо! — прошептала женщина.
Тут только мистер Смит заметил, что на женщине одето странного фасона, затканное серебром черное платье, а волосы убраны на старинный манер.
— Я помогу вам, если вы поможете мне, — произнесла она, приблизив к нему свое прекрасное бледное лицо и заглядывая мистеру Смиту в глаза.
— Леди Лукреция, что это значит?
— Если ты вернешь мне мое зеркало, я помогу тебе найти хрустальный череп!
— Откуда ты знаешь про череп?
На бескровных губах женщины мелькнула улыбка.
— Череп у Кроуфорда. Убей его. Возьми череп и зеркало. Череп оставь себе, а зеркало брось в лес. Оно мое.
Джон Смит схватил женщину за руку, но рука прошла сквозь воздух. В палатке было пусто, только луна сквозь парусину ярко светила прямо ему в лицо.
В страхе он вскочил. Что-то звякнуло, упав на землю. Наклонившись, он увидел на земле странной формы нож, выточенный из камня. Рукоять его изображала Пернатого змея. Он поднял его и сунул в карман.
По лицу его струился пот, во рту пересохло. Трясущимися руками он схватил флягу и жадно припал к горлышку. Напившись, он нащупал нож и осторожно вылез из палатки.
Что ж, если он привезет министру череп, он выиграет эту схватку. Каков однако мерзавец этот Кроуфорд! Хотел заграбастать себе череп! Губа не дура! Джон Смит, озираясь и стараясь ступать неслышно, крался к палатке.
А нет Кроуфорда — нет проблем! Его доля достанется Англии, и никто больше не будет сеять смуту.
Джон подкрался к палатке Кроуфорда и огляделся. Все спали, кроме часовых, несших караул чуть поодаль, возле тлеющего костра. Из-за палатки им не было видно Смита. Джон прислушался. Из-за парусины доносилось мерное дыхание спящих людей. Он медленно откинул полог и ступил внутрь.
Кроуфорд лежал ближе, ногами ко входу. Он спал на спине, и в лунном свете Смит видел светлую полоску обнаженного тела в вырезе рубахи. Смит шагнул вперед и занес нож. В ту же секунду откуда ни возьмись перед ним оказалась женщина. Смит хотел было оттолкнуть ее, но, закричав, она вцепилась ему в руку. Нож вошел в человеческую плоть, теплые капли брызнули на Смита, но в то же мгновение удар в лицо сбил его с ног.
— Роджер! — закричала женщина и рухнула на землю.
И это было последнее, что услышал Смит, прежде чем кинжал Рэли перерезал ему горло.
Крик женщины разбудил половину лагеря. Через несколько минут вокруг палатки Кроуфорда уже толпились люди. Заспанная Элейна куталась в дорожный плащ, Харт обнаружил себя одетым только по пояс, а Абрабанель, прижимаясь к Ван Дер Фельду, напялил на себя кафтан наизнанку.
— Что случилось? — спрашивали те, кто оказался позади и не видел Кроуфорда, сидевшего на земле с Лукрецией на руках. Потрошитель, который первым оказался возле своего капитана, уже рвал свою рубаху на бинты, щедро поливая их ромом из фляги.
— Факел, дайте факел! — скомандовал Ван Дер Фельд, снимая с руки прилипшего коадьютора. — И кипятите воду — надо промыть рану.
— Смит хотел убить меня, — сказал Кроуфрод, не сводя глаз с Лукреции. — Она меня спасла.
Кроуфорд осторожно переложил женщину на подстеленное кем-то оделяло и ножом разрезал ей платье вокруг раны.
— Посветите мне, — приказал он и пальцами ощупал порез, который все еще кровоточил.
Все затаили дыхание.
— Рана неглубока, — наконец сказал он. — Слава Богу, нож наткнулся на ребро и скользнул вниз, просто разрезав кожу.
— У кого есть игла с ниткой? — крикнул Потрошитель.
Элейна бросилась к своей палатке и через минуту уже протягивала дрожащими руками маленький костяной футляр.
Потрошитель смочил иглу с ниткой ромом, полил им рану и принялся сшивать кожу, как бывало сшивал парусину на корабле. Кроуфорд держал женщину.
От боли та очнулась и застонала. Кроуфорд прижал ее голову к себе и насильно влил ей остатки рома в рот. Лукреция закашлялась, но Кроуфорд заставил ее проглотить жидкость.
— Сейчас будет больно Лу, но надо терпеть, — прошептал он.
Брошенный Ван Дер Фельдом, Абрабанель в расстроенных чувствах растерянно бродил вокруг. Неожиданно он заметил в траве какой-то предмет. Он кряхтя наклонился и поднял с земли черное каменное зеркальце. Поверхность его была покрыта странной дымкой. Абрабанель потер ее рукавом, но дымка не исчезла. Довольно сопя, он оглянулся и быстро сунул вещицу в карман.
— А мне интересно, — вдруг спросил Харт, оглядываясь, — а где эта собачонка и почему она не предупредила хозяина?
Но поиски собаки были тщетны, она бесследно исчезла вместе с Чиланом, непонятно откуда взявшимся и неизвестно куда сгинувшем.
Тело Джона Смита зарыли в лесу. Прежде чем засыпать его землей, Кроуфорд швырнул на дно ямы обсидиановый нож майя, который никогда не засыпал голодным.
Отец Дамиан прочел над усопшим положенные молитвы, и отряд медленно тронулся в путь, таща за собой кожаные мешки, набитые золотом. Из-за страшной тяжести груза и полного отсутствия дороги, люди проделывали в день не больше трех-четырех миль, а в какой стороне от них теперь находится Ориноко, путешественники даже представить себе не могли. В нескольких направлениях были посланы разведчики: во-первых, чтобы попытаться определить местоположение самих путешественников и их удаленность от водных артерий, а во-вторых, с целью добыть проводников.
* * *
Как ни странно, но почему-то Ван Дер Фельд все больше времени проводил вместе с отцом Дамианом. Вот и в этот раз на привале он подсел к нему и, закурив трубку, принялся за расспросы.
— Скажите, падре, — начал Ван Дер Фельд издалека, — а что вас, собственно, заставило избрать духовную стезю?
Отец Дамиан с любопытством повернулся к собеседнику:
— Не знаю, конечно, как вы отнесетесь к моему ответу, но любовь к Богу.
— Ко Христу? — торопливо уточнил Ван Дер Фельд.
— Да. Еще верующие часто называют такое чувством голосом Божиим в душе, Его призывом.
— И все? И как же самоотречение, умерщвление плоти и все такое прочее?
— Если говорить кратко, то человек, услышавший в себе Божий глас, просто понимает, насколько Бог для него больше и дороже, чем что бы то ни было другое: семья, богатство, мирская слава… Тогда и самоотречение, в сущности, не в тягость. Вот если бы вам предложили выбрать между золотом и серебром?..
