Иссякли радости мои, пустые, как мечты,
И прошлое блаженство не вернется.
Обманная любовь, ужель ушла и ты?
Так все проходит — горечь остается.
Знамения земли, восторги — прочь, долой!
Путем безвестным мне блуждать придется —
Покинут! Жизнь моя в руках фортуны злой.
Но все проходит — горечь остается.
Как на чужбине я, без спутников, один,
Стенаю от того, что смерть мне не дается.
Прошла моя весна, и лето позади.
Да, все проходит — горечь остается.
Но упредить спешу я зимний холод
И жребий свой поймать, не пав под его молот.
Сэр Уолтер Рэли
Пер. Д. Болотиной
Я бороздил чужие океаны,
Чертил, клинком событья по волнам,
Но боль незакрывающейся раны
Не лечат солью незнакомых стран.
Фрэнсис Кроуфорд
Глава 1
Все сначала
Побережье Новой Гвианы — Устье реки Ориноко
Предрассветная дымка быстро таяла над водой.
Перегнувшись через планшир, Уильям Харт тоскливо всматривался в незнакомый берег: что таит в себе эта земля? Принесет удачу или станет для них могилой? Мутное желтое пятно расплывалось в лазурных водах там, где впадала в Атлантический океан великая Ориноко.
В русле, раскинувшемся на несколько миль, река распадалась на множество притоков, заболоченных, заваленных стволами мертвых деревьев, забитых травой и водрослями, поросших тростником и кустарником.
— На мой взгляд, вход в ад для разнообразия может выглядеть и так, — капитан Ивлин угрюмо разглядывал в латунную подзорную трубу расстилающийся перед ними берег.
— Говорят, сэр, в аду жарко, — заметил Потрошитель и утер пот со лба концом грязной косынки, покрывающей его бритую голову.
— А тебе что, холодно? — Уильям взял трубу у Ивлина и в свою очередь уставился в нее с задумчивым видом.
— Нет, сэр. Не то чтобы холодно, но как-то сыровато. В аду, сэр, должно быть, сухо. Жарко, но сухо, — боцман проговорил это тоном, не терпящим возражений.
Ивлин хмыкнул.
— Как бы там ни было, но я полагаю, что здесь еще хуже, чем там. Вы читали записки сэра Рэли о Новой Гвиане?
Уильям выразительно глянул на него.
— Помилуйте, откуда у меня в Девоншире могли оказаться записки Рэли? Это по части Кроуфор… — Уильям вдруг замолчал, оборвав себя на полуслове, и снова уставился в трубу.
— Так вот, сэр Рэли не раз писал, что… — как ни в чем не бывало продолжил Ивлин, не замечая возникшего кругом неловкого молчания.
Потрошитель кашлянул и оглядел свою изуродованную руку-клешню.
— В начале дела не вспоминают мертвых и неудачников, — он мрачно сплюнул за борт пережеванный табак и отошел от них.
— Право, сэр Ивлин, ведь Кроуфорд был ему как…
— Бандит и жулик ваш Кроуфорд! — обрубил капитан Ивлин и забрал у Харта свою трубу. — Только вот интересно, к какой категории отнес его Потрошитель: к мертвецам или к неудачникам?
— Я говорил про Рэли! — вдруг рявкнул за их спинами боцман и, покачиваясь на палубе, отошел от них на этот раз окончательно.
В ту же секунду раздался разъяренный свист боцманской дудки и топот босых ног на палубе: Потрошитель свистал всех наверх.
— М-да… Так вот: сэр Уолтер предупреждал об опасностях, таящихся в неизведанных землях Новой Гвианы, — с невозмутимым видом капитан извлек из широкого кармана камзола толстую книжицу в истертом кожаном переплете и раскрыл ее. «В июне, июле, августе и сентябре плавать по этим рекам невозможно, ибо такова стремительность течения и так много затоплено деревьев и бревен, что если лодка только приткнется к какому-нибудь дереву или колу, то невозможно будет спасти никого из сидящих в ней»
[1]…
— А про туземцев что-нибудь есть? И откуда у вас эта книга? — поинтересовался Уильям.
— А вот и про туземцев… — второй вопрос капитан в свойственной ему манере пропустил мимо ушей. «Гвианцы, а также индейцы из пограничных мест и все другие жители в этой стране, с которыми я встречался, — удивительные пьяницы, и в этом пороке, я думаю, с ними не сравнится ни один народ»…
— Даже хуже, чем ирландцы?
Капитан бросил на Уильяма мрачный взгляд:
— Сказано хуже, значит хуже. Но я бы на вашем месте, молодой человек, заострил свое внимание на описании сокровищ, которые некий Мартинес собственными глазами созерцал в главном городе индейцев, называемом им в письме к сэру Роберту Дадли «Эль Дорадо», что в переводе с испанского означает «Позолоченный».
— Что вы имеете в виду, сэр Ивлин?
— Уж не те ли это сокровища, из-за которых весь сыр-бор разгорелся? С другой стороны, как-то слишком много сокровищ на один кусок земли. Тут тебе и Кортес, и майя, и Эльдорадо… а может, и вовсе нет этих сокровищ? — капитан Ивлин задумчиво посмотрел сквозь Харта.
Тот досадливо передернул плечами:
— Короче, капитан, что вы предлагаете?
— Я предлагаю вообще туда не соваться.
— Гениально! Восхитительно! Великолепно! Мы порем горячку, готовим экспедицию, продаем даже серебряные пуговицы с камзолов, чтобы закупить солонину и ячмень, и вот, когда мы буквально в двух шагах от сокровищ, вы советуете мне поставить паруса и плыть обратно на Тортугу? А вы помните, сколько мы должны любезно забывшему наши недоразумения губернатору? Я лучше подохну здесь, чем вернусь с пустыми руками. К тому же… — Харт не договорил. Конечно, главная причина крылась в прелестной девушке, жениться на которой без денег и тем более без пуговиц было решительно невозможно.
— Полундра, свистать всех наверх!
Истошный вопль вахтенного и повторный свист боцманской дудки вырвали Харта из оцепенения.
Воздух разорвался от яростного грохота канонады. Харт обернулся и увидел, как справа по борту одно за другим, поднимая тучу брызг, в воду шлепались дымящиеся пушечные ядра.
На всех парусах из утреннего тумана на них надвигался корабль, отрезая «Медузе» выход в море и прижимая ее к берегу. Невооруженным глазом было видно, как на грот-мачте развевается испанский флаг. Из носовых портов брига вырвались две вспышки, и уже через мгновение новые ядра упали в воду, обдав водяной пылью стоявших на баке матросов.
