Говорил Мэрдо неторопливо, с паузами между фразами, так что к концу этого объяснения миссис Кларксон позвала Джейн, и продолжать разговор пришлось при следующей возможности. Пациенту явно было получше («Я не могу помереть, мисс, я долшен дослушиться хотя бы до майора»). После довольно долгих расспросов про Уну («Недолго ей осталось слушить горничной: я теперь лейтенант, найдём дело получше») Мэрдо даже завёл разговор о вещах практических:
– Мундир-то, мисс Летфорд… Все-таки порезали мундир, а в нем и так дырок штыками наверчено. Я его на первое шалованье заказал, совсем новый мундир, да и нет у меня другого, я из рядовых выслушился, мать и сестра дома, нет у меня лишнего серебра… Уна пишет: вы ей помогли и доверять вам мошно…
Джейн подавила улыбку – за последние месяцы ей доверяли и более важные вещи, чем мундир, пусть и единственный, – и обещала отнести мундир сначала к прачке из солдатских жён, а потом и к портному. «Не переплатите, мисс, – напутствовал её Мэрдо. – Эти англи… эти штатские в лагере – шулик на шулике».
* * *
В осадном лагере гнездилось множество болезней, главной из которых была холера, да такая свирепая, что на остальные даже внимания не обращали. Но последние два дня мистера Счастливчика охватила особая горячка, не обозначенная и в самом подробном медицинском справочнике. Это была горячка Близкого Момента.
Сравнить её с птицей счастья (хотя учитывая занятия Счастливчика Джона, ему следовало верить скорее в нетопырей счастья) было бы неверно. Счастливчик ощущал лихорадку астронома, вычислившего приближение редкой кометы, которую в ближайшую ночь удастся разглядеть так, как ещё никому не удавалось. А может, и не удастся – небо затянется, сам проспит. В любом случае, или счастье завтра, или через полвека.
Как и астроном, Счастливчик рассчитывал, суммируя благоприятные факторы. О том, что со дня на день решающий штурм Севастополя, шептались лишь штабные – все прочие говорили вслух. Каждым утром пушки за пару часов сносили все ночную ремонтную работу русских – Счастливчик ходил, любовался. Во французском и британском лагерях сколачивали штурмовые лестницы. В этой азартной суматохе было особо легко наблюдать за жертвой, да, пожалуй, её и прикончить.
Правда шутник Билли предлагал дождаться непосредственно штурма – тогда будет особенно просто. Счастливчик отверг идею по сугубо суеверному ощущению. Нельзя поставить все на последний, пусть и самый надёжный, день. А после взятия Севастополя (кто бы сомневался, что возьмут!) сводный отряд шутника Билли, скорее всего, понёс бы потери: Пьер и Ганс уже намекали, что сразу займутся трофеями. Сам же сэр Фрэнсис, согласно собранной информации, не будет мародерничать по закоулкам, даря удобные шансы.
– Работа должна быть выполнена до штурма! – сказал Счастливчик Джон.
– Так-то оно так, мистер работодатель, только вот закавыки мелкие. Но кусачие, – скаламбурил Билли. – Собака, будь она неладна. Если ночью подойти – залает, а у капитана пистолеты, у чёртова ирландца – ружьё. Надо так обстряпать, чтобы они проснулись от ножа, а не от гавканья.
– Я же сказал: собаку – отравить!
– Пробовали, сэр. Её девчонка так закормила, что не берет куски.
– Опять девчонка! Хоть с ней решить наперёд! – За время, проведённое под Севастополем, Счастливчик узнал о любопытном турецком обычае – начинать обед со сладкого. Свой толк в этом есть.
– Сэр, а с девчонкой со дня на день может решиться! – Билли угостил Счастливчика приятной новостью. – Из-за боев в госпитале работы прибавилось, я выяснил, что теперь там ночные дежурства и для санитаров, и для сестёр. Если до полуночи девчонка домой не пришла, значит, в госпитале до утра осталась. И собака с ней.
Перед лицом мистера Счастливчика блеснуло крыло Птицы или Нетопыря.
– Так и сделаем, – сказал он. – Пусть парни следят за домом. В первую же ночь, как девчонка до полуночи не придёт, мы идём в гости. Погостим… А утром заварим чай, к её приходу. И постараемся, чтобы долго не горевала.
Шутник Билли смеялся долго и от всей души.
* * *
Суд подходит к концу.
Зал огромный, но почти пустой – только два зрителя, пришедших, чтобы стать свидетелями. Ещё конвой в углу. И конечно, сам суд и подсудимый.
Уже дошло до приговора.
– Подсудимый, неизвестного возраста, подданства и национальности, именующий себя «Александром Белетски», за появление в расположении войск Её Величества с оружием в руках, и при наличии дополнительных, отягчающих обстоятельств…
– Стойте, – звонко кричит Джейн. – Во-первых, я свидетельствую о том, что Александр Белецкий, или Саша, является подданным Российской империи и ему две недели назад исполнилось пятнадцать лет. Во-вторых, я свидетельствую, что он оказался с оружием в руках в расположении британских войск лишь в целях обеспечения моей безопасности. В-третьих…
Джейн торопится, вдруг судья её прервёт. Но боится она зря.
– Да, мисс, вновь открывшиеся обстоятельства весьма любопытны, – суховато, с едва заметной усмешкой заявляет один из судей. – Продолжайте.
Его лица не видно. Все трое судей сидят затылками к залу. Джейн почему-то не удивляется этому. Ведь если суд – машина, то зачем видеть лица машинистов?
– В-третьих, дополнительное отягчающее обстоятельство – побег с британского корабля и нежелание рассказать его подробности – связано лишь с нежеланием упоминать моё имя, – чуть тише и краснея добавляет Джейн. – Побег был разработан, подготовлен и осуществлён мною, чтобы добраться до родного отца и предупредить его о намеченном преступлении.
– Ваша честь, – поднимается папа, – я заявляю, что поступок моей дочери обусловлен исключительно моей собственной виной. Именно я оставил её в доме, во власти негодяя, который оказался преступником…
Папа замирает. Председатель суда оборачивается, и она видит, что это мистер Стромли.
Остальные судьи оборачиваются тоже. Это Сабуров и инспектор по шпионам – невысокий плешивый толстячок.
– Я думаю, – говорит мистер Стромли, – у нас отпали последние сомнения в том, какой приговор следует вынести этим людям, не уважающим законы и приличия и постоянно сующимся в чужие дела. Разрешите продолжить. Итак, Александр Белетски, а также сэр Фрэнсис Летфорд и его дочь Джейн, за участие…
– …в англо-чухонско-польском заговоре, – говорит Сабуров.
– …направленном против Британской империи, – добавляет инспектор Джонс.
– …приговариваются к…
Джейн только сейчас видит конвой. Это не солдаты. Это Счастливчик Джон, шутник Билли, поигрывающий ножом, и псари графа Изметьева. Их лица светятся азартным ожиданием. «Как жаль, что Саша не поотрубал им руки», – думает Джейн.
– Не стоит торопиться, – раздаётся спокойный, уверенный, а главное, знакомый голос.
Джейн оборачивается. В одну из боковых дверей входит Катерина Михайловна. Но Джейн глядит не на неё, а на её спутницу. И это неудивительно – ведь это королева Виктория.
