Хьюго кашлянул:
– Сейчас, наверное, еще рано для бокала мадеры?
– Для бокала мадеры никогда не рано, – ответил Джон.
Но эта светская беседа уже начала его утомлять. Ему не терпелось перейти к делу, которое привело его сюда.
– Отлично, отлично! – Хьюго огляделся и подозвал клубного официанта. – Мадеры, пожалуйста, – сказал он, когда тот подошел. – Нам обоим.
– Что у тебя нового? – спросил Джон.
Видимо, прежде чем Вентуорт начнет свой рассказ, придется все же вытерпеть некоторое количество пустой болтовни.
– Мне только что сообщили, что я отправляюсь на Барбадос, – посерьезнев, ответил Хьюго. – Откровенно говоря, мне это совсем не улыбается. Не выношу жару, а там такой климат…
– Еще бы. Представляю себе.
– Ну да ладно, будь что будет. Кстати, видел в «Таймс» объявление о твоей помолвке. Мои поздравления! Она очаровательная девушка!
– Мне очень повезло, – покривил душой Джон.
– Когда свадьба?
– Думаю, скоро.
Его тон недвусмысленно давал понять Вентуорту, что пора уже сдвинуться с мертвой точки, и капитан наконец это сделал.
– Вот, – сказал он, достав пакет и вытащив из него несколько бумаг. – Я тут немного порылся кое-где, как ты и просил.
– И?.. – Джон выпрямился.
Именно за этим он сюда и пришел. Он был сам не свой с тех пор, как изучил копии документов, которые принесла ему Эллис. Правда, служанка не смогла раздобыть оригиналы, однако было ясно, что подобной информацией пренебрегать нельзя. В первом письме София писала своей камеристке, что носит под сердцем ребенка, которого сразу после рождения должны отдать на воспитание в семью неких Поупов. Это известие Джон воспринял легко. Он давно уже понял, что Чарльз Поуп состоял в кровном родстве с одним или несколькими основными игроками этой партии. Но раньше Джон предполагал, что Поуп – сын Джеймса Тренчарда. Теперь оказалось, что он его внук, сын покойной дочери. Все становилось понятно: Тренчард стремился сохранить тайну, чтобы защитить доброе имя дочери, и Джон понимал почему. Письма также позволили ему найти недостающий фрагмент головоломки. Отцом ребенка Софии Тренчард был Эдмунд Белласис, кузен самого Джона. Теперь все встало на свои места: покровительство, оказываемое Тренчардом Чарльзу Поупу; нескрываемая нежность к нему со стороны леди Брокенхёрст. Одним словом, может, Джон слегка и удивился, но это вовсе не стало для него сенсацией.
Но потом Белласис прочитал остальные бумаги. Сверху лежал документ, подтверждающий венчание в Брюсселе. Именно тогда он и пообещал заплатить Эллис неслыханную сумму в тысячу фунтов, если та добудет оригиналы. Служанка умчалась, а Джон призадумался. Если брак действительно был зарегистрирован, если София и Эдмунд были мужем и женой, то зачем было скрывать ребенка и отдавать его Поупам? Почему мальчика не воспитывали бабушка с дедушкой в роскоши Лимингтон-Парка? Почему Чарльз не был официально признан виконтом Белласисом, наследником своего деда, предшествующим в линии наследования и Стивену, и самому Джону? В пачке оставались еще письма, в них-то и обнаружился ответ. София Тренчард писала камеристке, какой она испытала ужас и стыд, узнав, что над ней «подшутили». Значит, вот в чем дело? Настоящего венчания не было? Брачное свидетельство – фальшивка, а Эдмунд Белласис обманом убедил девушку, что оно настоящее? Видимо, так все и произошло. Никакого иного объяснения, учитывающего все обстоятельства, Джон придумать не мог. Тогда кто же такой этот Ричард Бувери, который подписал поддельное свидетельство и составил письмо, объясняющее, почему церемония была проведена в Брюсселе? Скорее всего, какой-нибудь офицер, приятель Эдмунда, его сослуживец. Иначе почему он тоже там оказался? Одно было ясно: София считала, что коварный Бувери сыграл роль священника, чтобы помочь Эдмунду затащить ее в постель.
Но прежде, чем ликовать, – и прежде, чем решать, что делать дальше, – Джон решил удостовериться, что пресловутый Бувери и впрямь самозванец. Если это подтвердится, то тогда Джон знает, что ему делать. Когда Эллис в тот день так больше и не появилась, Белласис понял, что не сможет, как надеялся, обезопасить себя, швырнув оригиналы в пламя, мерцающее в камине его скромной гостиной. Прихватив бутылку бренди, Джон упал на диван и стал размышлять. Уже за полночь он вспомнил про своего приятеля, капитана Хьюго Вентуорта, который не просто служил в Пятьдесят втором полку легкой пехоты, но и очень интересовался его историей. А ведь Эдмунд Белласис на момент своей гибели был приписан к этому же воинскому подразделению, так что Вентуорт наверняка сможет поднять документы в полковом архиве и выяснить, служил ли там Бувери. И тогда Джон написал Хьюго, предоставив ему ту информацию, которую был готов доверить бумаге, попросив его оказать старому другу скромную услугу и «немного порыться в документах».
И теперь бумаги лежали перед Джоном.
– Вот. – Хьюго похлопал себя по груди. – Я принес то письмо, где ты спрашиваешь про Ричарда Бувери… Такой человек и впрямь существовал. Ричард Бувери, младший сын лорда Тидуорта, на самом деле был капитаном Пятьдесят второго полка, как и твой кузен лорд Белласис. Они вместе погибли при Ватерлоо.
При этих словах Джон почувствовал прилив облегчения. Эдмунд повел себя как подлец, да и его приятель-офицер, помогавший соблазнить Софию, ничуть не лучше. В результате на свет появился Чарльз Поуп, и, поскольку тот был незаконнорожденным, он, Джон, по-прежнему может претендовать на наследство.
– Может, опрокинем еще по бокальчику? Или это будет многовато? – улыбнулся он Вентуорту.
– Я бы не возражал! Но подожди, я не закончил, есть кое-что еще.
Хьюго развернул лист бумаги, исписанный своим мелким почерком.
Джону показалось, будто бы чья-то ледяная рука прикоснулась к его спине.
– Что такое?
Хьюго откашлялся и стал читать, разбирая свои записи:
– После подписания с Наполеоном в тысяча восемьсот втором году Амьенского мирного договора капитан Бувери вышел в отставку и принял духовный сан.
– Но ты же сказал, что он сражался при Ватерлоо, – непонимающе уставился на приятеля Джон.
– Вот какая получается вещь. – Хьюго разгладил бумагу. Было видно, что Вентуорт выяснил нечто исключительное и наслаждается этим.
– Продолжай, – проговорил Джон замогильным голосом.
– Судя по всему, он принял решение вернуться в Пятьдесят второй полк сразу после того, как в феврале пятнадцатого года Наполеон бежал с острова Эльба.
– Но разве это разрешено? Священнослужителю?!
– Все, что я могу сказать, – да, в этом случае было разрешено. Может быть, отец его потянул за нужные рычаги. Кто знает? Ричард Бувери был снова принят в полк. Так сказать, образчик Церкви воинствующей
[32]. – Хьюго хохотнул, довольный собственной шуткой. – Думаю, он был храбрым малым. Когда старина Бони снова вошел в Париж, без единого выстрела, то наверняка понимал, что антифранцузская коалиция не потерпит его возвращения и что грядет крупная битва. Очевидно, Бувери счел своим долгом сражаться за родную страну.
