– Расплатился. Граф Сикорский оказался щедр и в начале лета одолжил мне часть суммы; кроме того, я взял ссуду в банке. Но прошло шесть недель, и Сикорский задает мне вопросы. Хочет получить свои деньги обратно.
– А ты на что рассчитывал?
Стивен пропустил вопрос сына мимо ушей.
– Ты как-то упоминал о польском ростовщике.
– Который берет пятьдесят процентов. И какой смыл обращаться к одному кредитору, чтобы расплатиться с другим…
Джон сел. Разумеется, этот момент рано или поздно должен был настать. Отец взял в долг огромную сумму, не имея возможности ее вернуть. Джону не особенно хотелось заморачиваться отцовскими проблемами, однако ситуацию необходимо было как-то разрешать. Он считал себя безответственным, но женщины, по крайней мере, гораздо более безопасное пристрастие, чем азартные игры.
Стивен с выражением полнейшей безнадежности на лице смотрел в окно. Он был по уши в долгах, и теперь лишь вопрос времени, когда он окажется на улице и присоединится к армии попрошаек и бродяг. А может, его просто отволокут в тюрьму Маршалси и будут держать там, пока он не заплатит? Смешно, право слово: его жена уехала хлопотать о бедных, а на самом деле для этого вовсе не надо было никуда ехать.
Впервые в жизни Джон искренне пожалел отца, видя, как тот с потерянным видом бессильно сидит в кресле. Не вина Стивена, что он родился вторым. Джон всегда, сознательно или подсознательно, считал, что во всех его бедах виноваты родители. Их вина была в том, что семья живет не в Лимингтон-Парке, в том, что у них нет большого дома на Белгрейв-сквер, и даже в том, что он, Джон, родился старшим сыном второго сына, а не первого. Он был еще ребенком, когда произошла та давняя трагедия, но сейчас ему казалось справедливым, что Эдмунд Белласис погиб и тем самым сделал наследником его, Джона. По крайней мере, решение всех проблем было не за горами. Иначе ситуация выглядела бы совсем уж безнадежной.
– Полагаю, нам может помочь тетушка Каролина, – сказал Джон, стряхивая с брюк пылинку.
– Серьезно? Ты меня удивляешь. – Отец повернулся и посмотрел на сына. Его руки были сжаты, а в глазах застыла мольба. – Я думал, мы от этой мысли уже отказались.
– Посмотрим. – Джон потер руки. – Я тут продолжаю, как говорится, идти по следу.
– Ты имеешь в виду, продолжаешь разузнавать про этого мистера Поупа?
– Да.
– Что-то явно происходит. Этот выскочка приобрел над ней такую власть, что ситуация выглядит не просто странной, но даже непристойной. – Вспотевшее лицо Стивена блестело под лучами солнца, а взгляд темных глаз так и метался по комнате. – Помяни мое слово, Каролина что-то скрывает!
– Согласен, – кивнул Джон, вставая с кресла. Отчаяние отца почему-то приводило его в замешательство. – А когда у меня будет больше фактов, я предъявлю их тете, а заодно подниму тему нехватки средств и напомню, что мы одна семья, а родственники должны помогать друг другу.
– Веди себя осторожнее.
– Хорошо, – кивнул сын.
– Если бы Перегрин помог нам, когда я просил, – продолжал рассуждать вслух Стивен, – то мы бы не оказались в подобной ситуации.
Тут уже Джон не сдержался:
– Мы бы не оказались в подобной ситуации, дорогой папочка, если бы ты не играл на деньги, которых у тебя нет. И вообще, если уж на то пошло, в критической ситуации находимся не мы, а ты. Я, слава богу, не задолжал крупную сумму одному из самых сомнительных заимодавцев Лондона.
Стивен даже не защищался:
– Ты должен мне помочь.
– Джон! – воскликнула Грейс, входя в комнату. – Как хорошо, что ты здесь!
Джон посмотрел на мать. Она была одета в простое темно-серое платье с длинными узкими рукавами и простыми белыми рюшами у шеи. У Грейс весь гардероб был словно специально сшит для серьезных встреч и благотворительных дел. Она считала вульгарным одеваться на подобные мероприятия по последней моде и никогда не одобряла женщин, которые вздыхают о страданиях бедных, а сами носят платья, превышающие по стоимости средний годовой доход простой семьи. К тому же она просто не могла позволить себе подобные наряды.
– Как ты? – спросила Грейс у Джона. Взбив прическу, примятую шляпкой, она подошла к сыну и поцеловала его. – Мы тебя этим летом почти не видели.
– У меня все хорошо. – Целуя мать, он метнул в отца выразительный взгляд. Когда Джону что-то было нужно, он умел включить все свое обаяние.
– Как прошло собрание?
– Отвратительно, – сказала она, поджав тонкие губы. – Почти целое утро мы толковали о так называемом черном понедельнике.
– Это еще что такое?
– День, когда надо платить ренту. Говорят, очереди в ломбарды выстраиваются вдоль всей улицы.
– В ломбарды? – переспросил Джон. – Стало быть, у этих людей есть что заложить?
– Выходит, что так, – кивнула Грейс, усаживаясь напротив Стивена. – В общем, мне рассказать нечего. Кстати, я хотела спросить, нет ли у тебя новостей? – Она пытливо посмотрела сыну в глаза.
– Какого сорта новостей?
– Если отбросить излишнюю деликатность, мы с папой не понимаем, чем вызвана задержка с объявлением помолвки. – Грейс кивнула мужу, чтобы тот поддержал ее, но Стивен был слишком погружен в собственные беды, чтобы помогать жене.
– Ничего про это не знаю, – пожал плечами Джон. – Спросите лучше у леди Темплмор.
Грейс ничего не ответила, но Джон невольно призадумался над словами матери. Действительно, почему они не публикуют объявление? Правда, если уж говорить совсем откровенно, насколько ему самому нужен этот брак? Но вне зависимости от того, хотел Белласис-младший жениться или нет, быть отвергнутым он, разумеется, не намеревался.
По странному совпадению, очень похожий разговор происходил в тот вечер на Чешам-плейс, в гостиной лондонского дома леди Темплмор. Это была очаровательная комната во французском стиле, скорее будуар, чем комната для приема гостей, потому что изначально ее отделкой занималась овдовевшая мать леди Темплмор. Она оставила дом дочери, и, поскольку покойного лорда Темплмора Лондон никогда особо не привлекал, все в доме осталось почти в первозданном виде. Сейчас в комнате шел некий разговор, тема которого явно раздражала как леди Темплмор, так и Марию. Они сидели друг напротив друга, как два шахматиста, готовящихся начать партию.
– Еще раз повторяю: мне непонятен смысл отсрочки, когда все уже улажено. – Надо было слышать, каким тоном леди Темплмор это произнесла.
– А я еще раз повторяю: какой смысл делать вид, что я выхожу замуж за Джона Белласиса, если ты прекрасно знаешь, что этого не будет?
Мария никогда не считала себя бунтаркой. Девушка охотно подчинялась обычаям и традициям, но она вблизи наблюдала печальный пример родителей – брак, заключенный между двумя людьми, совершенно не подходящими друг другу, – и не намерена была допустить, чтобы подобное случилось и с ней тоже.
