Эллис, разумеется, прекрасно знала, куда направляется хозяйка, но ей хотелось получить подтверждение. Однако если она и огорчилась, то виду не подала.
– Хорошо, мэм. Желаю приятно провести время!
– Спасибо.
Анна кивнула лакею, и тот открыл ей дверь. Зонтик от солнца был у миссис Тренчард с собой. Она хорошо подготовилась.
Обе женщины, и леди Брокенхёрст, и Мария, улыбнулись ей, когда она поднялась по ступенькам экипажа. Мария пересела спиной к лошадям – большая любезность по отношению к человеку более низкого положения, и Анна это оценила. В общем, ничто не должно было испортить этот день. Леди Брокенхёрст была для Анны не самой желанной спутницей, однако двух женщин кое-что объединяло – ни одна из них не стала бы этого отрицать – и нынче они в каком-то смысле собирались это отметить.
– Вам удобно, моя дорогая? – (Анна кивнула.) – Тогда едем.
Кучер подхватил вожжи, и экипаж тронулся.
Сегодня Каролина Брокенхёрст решила быть с миссис Тренчард любезной. Как и Анна, она предвкушала новую встречу с молодым человеком, и ее жалость к этой женщине, чей мир грозил вот-вот рухнуть, стала даже чуть сильнее, чем раньше. Каролина понимала, что правда уже совсем скоро должна выйти на поверхность, после чего репутация Эдмунда отчасти выиграет, а вот репутация Софии Тренчард будет безвозвратно погублена. Это было весьма печально. Даже сама Каролина это признавала.
Когда они проезжали мимо Букингемского дворца, Анна смотрела на стену, ограждавшую дворцовый парк, и думала о том, как странно устроен мир. Молодая женщина двадцати с небольшим лет стояла на высшей точке социальных устремлений. Очутиться рядом с ней было пределом мечтаний, венцом успешной жизни для таких людей, как Джеймс: умных, талантливых, энергичных. Но что такого она сделала, эта юная леди? Да ничего. Просто родилась в королевской семье. Нет, Анна не была революционеркой и вовсе не желала, чтобы в стране произошли политические катаклизмы. Ей не нравились республики, и она охотно склонилась бы перед королевой в глубоком реверансе, представься ей вдруг такая возможность. И тем не менее миссис Тренчард не могла не удивляться нелогичности системы, в которой она существовала.
– Смотрите! Ее величество в Лондоне!
Взгляд Марии был устремлен вверх. И действительно, на крыше дворца, над стеной, примыкающей к дальней стороне открытого двора
[24], развевался королевский штандарт. Анна разглядывала огромный портик с колоннами с застекленным проездом для карет, предназначенным защищать от дождя и солнца членов королевской семьи, когда они садились в карету или выходили из нее. Всю жизнь на глазах у публики – ужасно, если задуматься. С другой стороны, они, должно быть, привыкли быть объектом всеобщего любопытства.
Экипаж выехал на Мэлл, и вскоре Анна уже восхищалась великолепием Карлтон-Хаус-Террас, которая даже сейчас, через десять лет после постройки, потрясла ее новизной и великолепием архитектуры.
– Я слышала, что лорд Палмерстон поселился в доме номер пять, – сказала Мария. – Вам знакомы эти дома?
– Внутри я никогда не бывала, – ответила Анна.
Но ничто не могло заставить Марию замолчать. Она была взволнованна, как ребенок в магазине игрушек, и обе женщины знали почему.
– Мне ужасно нравится, как выглядит старый герцог Йоркский! Не знаю, по какой причине ему так быстро поставили памятник на площади Ватерлоо, но я очень рада, что колонну установили.
Они подъехали к тому месту, где белые террасы домов прерывались и широкая лестница вела к высокой колонне, служившей постаментом второму сыну короля Георга III.
– Интересно, какого размера эта статуя на самом деле?
– Это я могу вам рассказать, – отозвалась Анна. – Пять лет назад я была здесь, на этом самом месте, когда устанавливали памятник. Он был вдвое больше человеческого роста. Футов двенадцать, наверное, а может, и тринадцать.
Она улыбнулась Марии. Девушка определенно вызывала у нее симпатию. И не только потому, что была влюблена в Чарльза (пусть никакого счастливого исхода у этой истории быть не могло), нет, Мария нравилась миссис Тренчард и сама по себе. Она была смелой девушкой, обладала сильным характером и в иных жизненных обстоятельствах наверняка могла бы совершить немало славных дел. Возможности дочери разорившегося графа, конечно, невелики, но вины Марии Грей в том не было.
На мгновение Анне стало стыдно, что она скрыла сегодняшнюю затею от Джеймса. Надо было и его тоже пригласить с собой. Возможно, муж сказал бы, что день у него расписан по секундам, но на эту встречу он точно выбрался бы. Тренчарду нравилось бывать в обществе внука, которого он знал намного лучше, чем сама Анна, и Джеймс не трудился это скрывать. Ни от кого, даже от Оливера.
И все-таки Анна умолчала о планирующемся визите в контору Чарльза Поупа. Она позволила мужу считать, что, побеседовав с леди Брокенхёрст, убедила графиню впредь вести себя более осмотрительно, когда она захочет выказать Чарльзу знаки внимания. Так что сегодняшняя поездка на службу к внуку, en pleine vue
[25], в экипаже Брокенхёрстов, в обществе графини, собственной жены и юной светской красавицы в придачу, привела бы Джеймса в ужас. Анна прекрасно знала, что Каролине Брокенхёрст нет никакого резона хранить их общий секрет, он должен раскрыться, и эта эскапада лишь ускорит разоблачение, вину за которое Джеймс, разумеется, свалит на нее. Может, именно это и было причиной, по которой она утаила затею от мужа? И если так, чувствовала ли она вину? Ведь он же сам лгал ей многие годы – по крайней мере, не рассказывал правды. Теперь пришел черед Анны. Так или иначе, сейчас все прочие ее чувства пересиливало желание еще раз увидеть внука.
Три женщины непринужденно беседовали, двигаясь по улицам Лондона по направлению к Сити и конторе Чарльза Поупа в Бишопсгейте.
– Вы нашли свой веер? – спросила леди Брокенхёрст, когда они ехали по Уайтхолл.
– Какой веер?
– Тот славный «Дювельруа», который был у вас на ужине. Я еще обратила внимание, какой он изящный. Было бы обидно его потерять.
– Но я вовсе не теряла его, – ответила Анна, тронутая тем, что графиня запомнила, какой у нее был веер.
– Не понимаю, – проговорила озадаченная леди Брокенхёрст. – Ваша служанка приходила недавно его искать. По крайней мере, так сказала моя камеристка.
– Эллис? Приходила к вам искать мой веер? Ничего не понимаю. Расспрошу ее, когда вернусь домой.
Анна стала размышлять о том, что Эллис в последнее время ведет себя странно. «Как, в сущности, мало всем нам известно о прислуге, – думала она, – даже о камеристках и камердинерах, которые каждый день непосредственно общаются со своими хозяевами. Они разговаривают с господами и смеются, если их поощряют к этому, и порой даже становятся им друзьями. Или, по крайней мере, так это выглядит со стороны. Но много ли хозяева на самом деле знают об этих людях?»
