– Подождите здесь, я приведу мистера Дженкинса, – пообещал коридорный.
Эллис кивнула. Справа через внутреннее окно, выходившее на кухню, где на стенах висело бессчетное количество медных сковородок, она видела, как трудится кухарка. Наклонившись над доской, та месила тесто. Поднимала его, снова бросала, хлопая ладонями, вздымая облако муки. В воздухе вокруг нее висела пыль, играя в проникавшем через окно солнечном луче.
– Мисс Эллис?
Камеристка вздрогнула. Движения кухарки так заворожили ее, что она не услышала тихих шагов подошедшего мистера Дженкинса.
– Сэр, – сказала она, вставая.
– Как я понял, вы что-то ищете?
– Да, сэр, веер мой хозяйки. Она считает, что могла оставить его здесь после приема у графини. Я подумала, может быть, его перепутали с веерами ее светлости. Если бы я могла поговорить с камеристкой леди Брокенхёрст…
– Боюсь, никто не находил здесь никакого веера. Извините. – И Дженкинс повернулся к черному ходу, собираясь выпроводить гостью.
– Ой… – На секунду Эллис растерялась. Ей обязательно надо было пообщаться с камеристкой графини, иначе весь визит окажется бессмысленным. – Миссис Тренчард еще просила меня, если можно, узнать у камеристки ее светлости насчет волос…
– Насчет волос? – Широкие седые брови Дженкинса медленно поднялись.
– Да, сэр. На вечере прическа ее светлости произвела на мою хозяйку большое впечатление, и она интересовалась, могу ли я узнать, как достичь такого эффекта. – Эллис улыбнулась. Обезоруживающе, как ей казалось.
Дженкинс нахмурился. Подобные просьбы он слышал не в первый раз. Камеристки постоянно обменивались различными мелкими хитростями.
– Хорошо, я посмотрю, свободна ли мисс Доусон, – ответил он. – Будьте любезны подождать здесь. Может быть, она сейчас у ее светлости, в этом случае я ничем не смогу вам помочь.
Десять минут спустя появилась Доусон. Про себя камеристка сочла просьбу несколько бесцеремонной, но в то же время она ей льстила, поскольку своим парикмахерским искусством Доусон гордилась. Она часами причесывала накладные волосы госпожи, неукоснительно следила, чтобы краска не выцветала и отдельные пряди не выделялись, и в душе обрадовалась, что ее труды кто-то оценил. Вскоре она уже вела Эллис вверх по черной лестнице, затем по коридорам, а потом они вошли в обитую сукном дверь рядом с входом в личные покои хозяйки.
Комнаты леди Брокенхёрст, располагавшиеся на третьем этаже особняка, были просторными и уютными, а из подъемных окон открывался великолепный вид на парк и площадь. У графини была не только огромная спальня с кроватью под пологом, столиком и несколькими изящными креслами, расшитыми золотом, но и личная гостиная и, разумеется, гардеробная.
– Вам нравятся эти акварели? – спросила Доусон, оглядываясь на Эллис, которая шла вслед за ней через спальню. – Большинство из них написано ее светлостью. Вот это их дом. – Она ткнула коротким пальцем в какую-то картину. – Лимингтон-Парк. Семья владеет им с тысяча шестисотого года.
– Подумать только! А старым особняк вовсе не выглядит.
Эллис было ровным счетом наплевать и на дом, и на акварели.
– Его дважды перестраивали. Поместье занимает более десяти тысяч акров.
Похоже, служанка испытывала необъяснимую гордость за Брокенхёрстов, словно отблеск их величия попадал и на нее тоже. По мнению Доусон, так оно и было.
– Не сомневаюсь, что поместье великолепно, – сказала Эллис. – Должно быть, это замечательно – работать в такой благородной семье… Вот если бы мне так повезло!..
Когда они вошли в гардеробную, Эллис поняла, что задача будет трудной, если вообще выполнимой. Доусон принадлежала к старомодному типу слуг, которые не отделяли свою жизнь от жизни своих хозяев. Крепкая, с широким лицом и неспешной походкой, она была обходительна, но явно не любила сплетничать, по крайней мере с незнакомым человеком, а также наверняка хранила верность хозяевам. В этой семье она служила очень долго и по праву рассчитывала получить небольшое содержание в старости. Ей не было никакого расчета откровенничать с посторонними.
– Раньше я работала у вдовствующей графини, – объявила Доусон.
– Два поколения графинь, как же вам посчастливилось! – восторженно проговорила Эллис, стараясь быть любезной. – И должно быть, вы много путешествовали, намного больше, чем я, и повидали немало интересного.
– Грех жаловаться, – кивнула Доусон. – Я прожила с этой семьей хорошую жизнь.
Эллис внимательно посмотрела на нее. Похоже, Доусон была зверем редкой породы: счастливой прислугой. Она не жаждала отмщения за тысячи мелких обид. Она не считала, что боги отвернулись от нее и обрекли на рабство. Она была всем довольна, и это оказалось выше понимания Эллис. Нельзя сказать, что она не любила миссис Тренчард. Просто считала, что госпожа принадлежит к другой расе, не той, что она сама. Несмотря на то что они долгие годы прожили вместе, подспудно ощущаемая несправедливость в разнице их положений позволяла Эллис предать свою хозяйку без лишних угрызений совести. Все полученные от Анны деньги были честно заработаны. Заработаны годами бесконечного труда, лжи, заискивания, необходимости притворяться, что она рада быть в услужении у своих хозяев, хотя на самом деле все это время она только и желала, чтобы они провалились, убрались куда подальше. Эллис без колебаний солгала бы Анне в лицо. Воровала бы у хозяев, будь она уверена, что ее не поймают. Подобное отношение Эллис надеялась встретить также и у камеристки леди Брокенхёрст, рассчитывая, что ее сестра по несчастью с большой охотой ухватится за возможность навредить графине. Поэтому теперь, воочию столкнувшись с преданностью Доусон, Эллис пребывала в затруднении и не представляла, как поступить.
– Неудивительно, что вы столько знаете о парикмахерском искусстве, – широко улыбнулась она. – У такого человека, как вы, я могу поучиться, даже в своем возрасте. – Сказав это, Эллис засмеялась, и Доусон к ней присоединилась. – На мою хозяйку прическа графини произвела просто неизгладимое впечатление!
Эллис знала, что умеет очень убедительно лгать. Она прошла суровую школу.
– Да что вы говорите? – Доусон положила ладонь на грудь, невольно тронутая похвалой.
– О да! – продолжала гостья. – Расскажите же мне, как вы добились этих изящных локонов около ушей?
– Тут есть один секрет. – Доусон открыла ящик туалетного столика и продемонстрировала целую выставку щипцов для волос и папильоток. – Вот эти я когда-то давно отыскала в Париже и с тех пор ими пользуюсь. – Она достала очень узкие и изящные щипцы. – Вот в этом месте я нагреваю их на огне.
– А каким образом? – Эллис усиленно изображала почтительное восхищение.
– У меня есть специальное устройство, которое крепится на решетку. – Камеристка графини вытащила наружу медную жаровню.
– Чего только не придумают! – воскликнула Эллис, гадая, долго ли ей еще тут сидеть, пока она дождется хоть каких-то существенных сведений.
