Такая политика привела к тому, что состав «Атенеума» был куда более пестрым и разномастным, чем в прочих джентльменских клубах. Так, его членом стал Уильям Кьюбитт, а разве Джеймс не помог им с братом построить половину фешенебельного Лондона? Разве это нельзя считать государственной службой? Уильям согласился порекомендовать в «Атенеум» Тренчарда и еще несколько месяцев назад подал заявку на его членство. Однако, поскольку никакого ответа от клуба они не дождались, Джеймс принялся надоедать компаньону просьбами похлопотать о приеме. Он понимал, что являет собой отнюдь не идеальную кандидатуру, даже с учетом либеральных правил «Атенеума»: сын рыночного торговца не совсем то происхождение, которому позавидуют столпы влиятельного общества, но неужели Бог будет к Джеймсу так жесток, что отвергнет его? Джеймс знал, что ему никогда не попасть ни в «Уайтс», ни в «Будлз», ни в «Брукс», ни в любое другое истинно элитное место, но разве это справедливо? Кроме того, Тренчард слышал, что клубу требуются наличные деньги, которые у него имелись, и в достаточном количестве. Разумеется, есть риск, что в «Атенеуме» к нему будут относиться с пренебрежением и даже станут насмехаться, да и Анна не поймет, зачем вдруг мужу непременно понадобилось стать членом джентльменского клуба, но Джеймсу, несмотря ни на что, требовалось ощущение, что он принадлежит к миру избранных, пусть даже за эту привилегию и придется заплатить. Справедливости ради следует отметить: в глубине души Джеймс осознавал, что его честолюбивые устремления – вздор. Если великосветские тупицы и франты все-таки нехотя окажут ему снисхождение, это никак не повлияет на подлинную ценность его жизни, но тем не менее… Свою тайную страсть к клубам Тренчард долее сдерживать был не в силах. Это был мотор, который тянул его вперед, а двигаться надо было как можно дальше и как можно быстрее.
Дверь открылась, и появился секретарь.
– Пришел мистер Поуп, сэр. Просит оказать ему честь и принять его.
– Просит принять? Хорошо, пригласи.
– Надеюсь, я не побеспокоил вас, мистер Тренчард, – произнес Чарльз, энергично входя в кабинет, – но ваш секретарь сказал, что вы у себя, а я хочу сообщить вам новости.
Как всегда, его улыбка была теплой, а манеры обходительными.
– Конечно проходите, – кивнул Джеймс, откладывая письмо. Он встал, чтобы пожать молодому человеку руку, удивляясь, какое удовольствие доставляет ему просто смотреть на своего внука. – Присядете?
– Да, если не возражаете. Простите меня, сэр, я слишком волнуюсь.
– Вот как? Так что у вас за новости?
– Леди Брокенхёрст любезно написала мне, какую именно сумму они с мужем желают вложить в мою фабрику. Так что теперь, полагаю, у меня есть все необходимые деньги!
По Чарльзу было видно, что он вне себя от радости, однако пытается сдерживаться. Без сомнения, он был весьма благовоспитанным молодым человеком.
– Всех необходимых денег нет ни у кого, – улыбнулся Джеймс, хотя его терзали противоречивые чувства.
С одной стороны, он мог только порадоваться за этого полного энергии и энтузиазма юношу, мечты которого вот-вот исполнятся, но с другой… Нельзя было обольщаться. Необычность всей истории – дама из высшего общества вкладывает целое состояние в дело скромного незнакомца – не могла не вызвать пересудов, а вспомнив, какое внимание леди Брокенхёрст по необъяснимой причине недавно оказывала Поупу на званом вечере, кто-нибудь достаточно скоро сложит два и два.
А Чарльз продолжал:
– Если взять вашу долю, сэр, а также средства леди Брокенхёрст, то мне хватит, чтобы выплатить ссуду за фабрику, приобрести новые станки и прочее оборудование и вообще улучшить качество производимого материала. Я смогу отправиться в Индию, наладить поставки сырья, найти там агента, а дальше останется только сидеть и смотреть, как наша продукция выходит в лидеры всей текстильной индустрии. Нет, не подумайте, я вовсе не собираюсь просто так сидеть и смотреть, – прибавил он, засмеявшись.
– Я понимаю, – улыбнулся в ответ Джеймс.
Внутренне он клял себя, что не взялся полностью финансировать предприятие: таким образом необходимость вмешательства графини отпала бы сама собой. Тренчард легко мог бы это сделать, но не желал слишком уж облегчать Чарльзу жизнь, полагая, что мальчику нужно научиться вести дела в современном мире. Однако теперь Джеймсу хотелось кусать себе локти. Впрочем, леди Брокенхёрст наверняка нашла бы другой способ проникнуть в жизнь Чарльза. Как только графиня узнала, кто он такой, ее ничто уже не могло удержать. Вот ведь угораздило же Анну все ей рассказать! Но, в тысячный раз прокручивая в уме ситуацию, Джеймс понимал, что пути назад нет. Катастрофа, которая погубит их семью, уже не за горами.
– Что ж, признаюсь, я несколько удивлен, – лукаво усмехнулся он юноше. – Ибо когда на днях я услышал, что графиня принимает живое участие в ваших начинаниях, то спросил себя, возможно ли это, и засомневался, что леди Брокенхёрст и впрямь исполнит обещание. Но она его исполнила. Я ошибся и от души этому рад.
Чарльз горячо закивал:
– Я собираюсь начать делать запасы хлопка-сырца, пока не наберу объем, достаточный для работы фабрики в течение года. После этого я отправлюсь на пароходе в Индию, чтобы, так сказать, поставить на место последний фрагмент мозаики. И тогда у меня все будет готово.
– Действительно. А что, мистер Поуп, у вас так до сих пор и нет никаких объяснений, почему леди Брокенхёрст вдруг проявила к вашему предприятию такой интерес? Она никогда не говорила, с какой стати решила помогать? Все это представляется довольно странным.
– Согласен. – Чарльз недоуменно покачал головой. – Леди Брокенхёрст очень хорошо ко мне относится. Говорит, что сочувствует, хотя не знаю, что это может в данном случае означать. Приглашает к себе домой. Но никогда не рассказывает даже то, каким образом обо мне узнала.
– Так или иначе, следует радоваться, что такая особа оказывает вам покровительство.
– Да. Но когда-нибудь я узнаю правду. Графиня сказала, что я напоминаю ей одного человека, к которому она когда-то была очень привязана. Но ведь не это же подлинная причина, верно? – Юноша поднял брови, недоумевая от подобного предположения.
– Остается лишь строить догадки. Возможно, за этим стоит нечто большее. Но я даже не подозреваю, что именно.
«Какой я хороший лжец, – подумал Джеймс. – Сам от себя такого не ожидал: надо же, могу смотреть человеку в глаза и врать ему так же легко, как ставлю подпись на бумагах. Каждый день узнаешь о себе что-то новое».
Он рассеянно взял со стола конверт и вскрыл его. Письмо действительно было от Эдварда Маргата. Джеймс пробежал глазами послание от начала до конца и обнаружил долгожданное: «…И мы с большим удовольствием принимаем Вас в члены „Атенеума“».
Тренчард улыбнулся, но улыбка вышла кривоватой. Много ли пройдет времени, прежде чем его попросят покинуть клуб?
– Хорошие новости, сэр? – спросил Чарльз, сидевший прямо напротив, перед камином, и наблюдавший за реакцией Джеймса.
