– Знаю, платье не слишком нарядное, но я приготовила серебряное колье, с которым оно будет смотреться солиднее. Спир пошла его почистить, но вот-вот вернется.
Оливер едва слушал жену. Он молча кивнул и окинул взглядом комнату:
– Ты будешь скучать по Лондону?
– Мы вернемся к началу светского сезона! – Сьюзен говорила радостно, потому что она так решила. Решила впредь быть счастливой женой.
– Путь неблизкий.
Оливер не насмехался и не сердился, он даже не был пьян. Скорее, он говорил печально. Может быть, беспокоился за нее. Муж тяжело опустился в кресло у камина, тревожно озираясь, словно бы что-то искал, но она не могла понять, что его гложет.
– Может, скажешь, что случилось? – улыбнулась Сьюзен.
– Ты не поймешь.
Оливер не стал отпираться, что лишь подтверждало ее подозрения.
– А ты попробуй объяснить.
Но тут открылась дверь и вернулась служанка, держа в руках филигранное колье, о котором говорила Сьюзен, и оно тотчас заняло свое место на шее хозяйки. Сьюзен и Оливер были готовы идти вниз.
Чарльз Поуп всю голову сломал, прикидывая, как ему лучше поступить. Совсем недавно он встретил мать в Лондоне и поселил ее в комнатах, которые снял для них двоих на Хай-Холборн. Миссис Поуп провела в Сити меньше недели, и хотя на словах выражала восторг от этого нового поворота судьбы, однако все же чувствовала себя неуверенно: еще бы, прожив целую жизнь в тихой деревне, она на старости лет вдруг оказалась в сутолоке большого современного города. Чарльзу хотелось отправиться домой и провести с мамой несколько дней, чтобы ей было поспокойнее. Но меньше часа назад ему доставили записку, которая немало удивила его.
Дорогой мистер Поуп!
Я пишу, чтобы поинтересоваться, не изъявите ли Вы желания сегодня вечером почтить меня своим обществом? Весьма вероятно, что нет, после той нашей последней встречи, когда я позволил гневу взять верх над хорошими манерами. Но полагаю, что, если мы сумеем уладить наши разногласия, это послужит счастью дорогого нам обоим человека. Вне всякого сомнения, упомянутые разногласия возникли по моей вине, а не по Вашей, но, поверьте, для меня станет подарком судьбы, если Вы удовлетворите мою просьбу. Предлагаю встретиться в одиннадцать в «Черном вороне» на Олхэллоуз-лейн. К сожалению, я не смогу прибыть туда раньше, поскольку уже обещал присутствовать в другом месте, но предпочел бы все уладить, и чем скорее, тем лучше.
Ваш
Оливер Тренчард
Чарльз уже несколько раз перечитал письмо. Оно не содержало ни даты, ни обратного адреса, но в его подлинности можно было не сомневаться. Джеймс показывал ему записки о застройке Собачьего острова, поданные Оливером, и почерк, без сомнения, принадлежал Тренчарду-младшему. Не пойти было нельзя, ибо Чарльз прекрасно знал, что невольно спровоцировал трения между Джеймсом и его сыном. Поуп был бы рад их помирить, поскольку меньше всего желал отплатить своему благодетелю за все, что тот для него сделал, черной неблагодарностью. У Чарльза мелькнула было мысль прежде зайти на Итон-сквер и показать письмо Джеймсу. Но не сделает ли он этим только хуже? Про паб «Черный ворон», о котором говорилось в записке, Поуп никогда не слышал, но Олхэллоуз-лейн была ему хорошо знакома: узкая улочка неподалеку от Бишопсгейт, выходящая к берегу реки, – легко можно дойти пешком. Но какая необходимость встречаться так поздно? Если этот вечер у Оливера был занят, то почему бы просто не перенести встречу на другой день? Но если Чарльз начнет возражать против предложенного времени, не будет ли это истолковано как отказ пойти на мировую, хотя на самом деле он ничего так не хотел, как мира?
В конце концов Поуп решил прогуляться пешком до своего нового жилища, побыть некоторое время с матерью, перекусить вместе с ней, а после отправиться на встречу. Как только он уйдет, мама ляжет спать, и в случае чего за ней смогут присмотреть экономка и слуга. Решив так, Чарльз попросил подать ему пальто.
За ужином Мария, Реджи и их мать избегали касаться скользких вопросов. Им прислуживали дворецкий и один-единственный слуга, и Коринне не хотелось афишировать перед ними семейные неурядицы. Поэтому обсуждали виды на урожай яблок в поместье, которым управлял Реджи, и сплетничали о живших в Ирландии родственниках и знакомых. Так что, глядя на это мило ужинавшее семейство, невозможно было поверить, что Мария и ее мать ведут непримиримую войну, которая может закончиться только победой одной из них.
– А про себя самого ты ничего не хочешь нам рассказать? Экий ты стал скрытный, братец! – лукаво заметила Мария.
Реджи улыбнулся и взял бокал:
– Жизненный опыт научил меня не раскрывать карты.
– Звучит многообещающе! Правда, мама?
Но леди Темплмор не готова была вести непринужденную светскую беседу, ее одолевали тяжелые мысли.
– Реджи все нам расскажет, когда надумает, – сказала она и кивком сообщила слуге, что они закончили ужинать. Тот подошел к столу, чтобы убрать тарелки.
– Не хочу ждать! – воскликнула Мария и принялась бомбардировать брата вопросами.
Однако многого добиться от Реджи ей не удалось. Только то, что он нашел близкой по духу дочь каких-то друзей их родителей и что, возможно, из этого что-нибудь да выйдет.
– Если родители девушки и правда наши старые друзья, то это уже бальзам на мою израненную душу, – заметила Коринна, улучив момент, когда слуг не было в комнате, но развивать эту тему не стала.
Лишь позже, когда они вернулись в гостиную и слуги оставили их одних, леди Темплмор заговорила о деле.
– Хорошо, – сказала она.
Мария от неожиданности чуть не пролила на себя кофе.
– Что хорошо? – спросила она, посмотрев на мать.
– Я дождусь вердикта Реджи. Если ему твой мистер Поуп понравится, если он одобрит эту партию, то я постараюсь последовать примеру старшего сына. Он ведь сейчас глава семьи, ему и терпеть такого зятя. Мне все равно скоро умирать, так кому какое дело до моего мнения?
Коринна со вздохом откинулась на диван, словно намекая на свое болезненное состояние, и взяла со стоявшего рядом столика веер.
Мария и Реджи в первый момент застыли. Потом девушка бросилась на колени перед матерью и, схватив ее за руки, стала осыпать их поцелуями, а слезы ручьями текли у нее по щекам.
– Спасибо, мамочка, дорогая, любимая моя! Спасибо! Ты не пожалеешь о своем решении!
– Я уже жалею! – ответила леди Темплмор. – Но сразу обоим своим детям я сопротивляться не могу. Я слишком для этого слаба. Так уж и быть, постараюсь полюбить его, этого человека, который украл будущее у моей дочери.
Мария подняла на нее глаза:
– Мама, Чарльз ничего не украл. Я по доброй воле вверила ему свое будущее.
Мать тяжело вздохнула, но оставила свои руки в руках дочери. И хотя в ту ночь, лежа в постели, Коринна Темплмор всплакнула, она, взвесив все «за» и «против», приняла мудрое решение и предпочла остаться в добрых отношениях со своими детьми. Им обоим и так пришлось несладко, пока был жив их отец, так что ей не подобало враждовать с ними еще и сейчас.
