Самое значительное произведение Анрепа находится в Национальной галерее – это 50 мозаичных картин, над которыми он работал между 1926 и 1952 г. Они представляют собой четыре аллегорических цикла – 12 картин в восточном вестибюле «Удовольствия жизни» (1929) и «Труды жизни», также 12 картин, находящихся в западном вестибюле (1928), 15 картин в северном вестибюле, представляющих «Современные добродетели» (1952), и 11 картин на площадке лестницы «Пробуждение муз» (1933). В последних двух циклах Анреп поместил изображения своих современников, среди которых писательница Вирджиния Вулф в виде музы истории, актриса Грета Гарбо – музы трагедии, философ Бертран Рассел, олицетворяющий «Ясность», физик Резерфорд – «Любознательность», тут же и Уинстон Черчилль – «Вызов», поэт Томас Эллиот – «Отдохновение», балерина Марго Фонтейн – «Наслаждение», астрофизик Фред Хойл – «Поиск».
В аллегорических медальонах – названия самых известных детских книг. К ним автор отнес «Остров сокровищ», «Робинзона Крузо», «Путешествия Гулливера» и «Алису в Стране чудес».
В Национальной галерее есть даже портрет Анны Ахматовой, который помещен в медальон с надписью «Сострадание» в виде ангела, летящего над руинами блокадного Ленинграда. Рядом – автопортрет «Здесь я лежу», изображающий будущую могилу художника.
Ахматова и Анреп были увлечены друг другом, но их близость не продолжалась долго. Борис Анреп уехал в Англию, в России все переменилось, и жизни их разошлись надолго – встретились они лишь в 1965 г., когда Ахматову выпустили за границу. Она, конечно, была уже не той, с которой он расстался 50 лет назад, но, как вспоминал он, при встрече у него так стучало сердце и перехватывало дыхание, что он с трудом понимал, о чем она говорила. Анреп боялся, что она вспомнит о кольце, которое подарила ему тогда, а он потерял его во время бомбежки и очень переживал.
Единственный акростих Ахматовой посвящен Борису Анрепу:
Бывало, я с утра молчу
О том, что сон мне пел.
Румяной розе и лучу
И мне – один удел.
С покатых гор ползут снега,
А я белей, чем снег,
Но сладко снятся берега
Разливных мутных рек.
Еловой рощи свежий шум
Покойнее рассветных дум.
Кроме Ахматовой, из известных русских есть портрет балерины Лидии Лопуховой, изображенной в виде Терпсихоры, музы танца.
В центральном вестибюле мозаичный пол состоит из мифологических и аллегорических фигур, портретных изображений современников художника. Многие из изображенных Анрепом людей здравствовали в то время, когда мозаики поставили в вестибюле галереи, и было довольно необычно ходить по портретам тех, кто в то время еще жил. Некоторые отнеслись к этому с юмором: как писал граф Джовитт своему другу, «помимо эстетической ценности моего портрета, помимо того, что в нем есть большое сходство с оригиналом, есть и определенная в нем польза: когда вы будете на меня раздражены, можете пойти и потоптаться на моем лице»
[189].
О Борисе Анрепе так отзывался журнал «Vogue» в 1928 г.: «Его работы украсили наши известнейшие здания, и в этом его вечный и уникальный вклад в культуру нашего времени. По существу, в одиночестве среди современных художников он возродил утерянное искусство, дал новую жизнь традициям Золотого века христианского искусства мозаичных фресок. Он продолжает ранние византийские традиции, которые до сих пор живы в России, и в то же время следует великолепным образцам, которые можно видеть в храме Св. Марии Маджоре в Риме, в Равенне и Палермо. Он изобразил современность средствами, которые принято было считать ушедшими в невозвратное прошлое»
[190].
Мастерская Бориса Анрепа находилась в Хемпстеде и была разрушена во время немецкой бомбежки. Потом он переехал в Париж и работал там в своей мастерской, но продолжал исполнять английские заказы.
* * *
Художник, о котором до недавнего времени никто не знал в России, чьи лучшие произведения были созданы в эмиграции, – Наум Габо (1890–1977) работал в России всего пять лет, с 1917 по 1922 г. – и был в то время одним из лидеров абстрактного направления в искусстве (скульптуре). В 1922 г. терпимое отношение к новому искусству со стороны коммунистов изменилось – его мастерскую закрыли, лекции его прекратились, работы не было, и он эмигрировал. В Лондоне Габо жил с 1936 г., поселился в Хемпстеде, где находились и мастерские его друзей, единомышленников и сотрудников – Генри Мура, Барбары Хепуорт и др. Он издавал журнал, много работал, часто выставлял свои скульптурные работы, характерные оригинальными абстрактно-чистыми формами. В 1946 г. он переехал в США
[191].
В Лондоне жил один из самых замечательных художников «серебряного века» М. В. Добужинский. Мстислав Валерьянович Добужинский (1875–1957) был одним из известных художников, в молодости примкнувшим к группе «Мир искусства».
Он принадлежал к старинному литовскому роду, молодость свою провел в России – его отец был артиллерийским офицером, по службе переезжавшим из одного города в другой. Сын родился в Новгороде, а детство провел в Петербурге. Он много рисует, занимается в частной школе, а также в центре художественной жизни Европы – в Мюнхене.
Со временем его работы, особенно графические, приобретают большую известность. Он работает также и для театра, оформляя постановки в петербургских и московских театрах.
В 1924 г. через литовского посла получает возможность покинуть Советскую Россию, и с тех Добужинский живет за границей. Он активно работает в театрах Берлина, Парижа, Каунаса и других городов Европы, проектирует интерьеры частных домов, преподает в художественных студиях.
В 1935–1937 гг. Добужинский жил в Лондоне, создал серию портретов артистов русского балета, ряд городских пейзажей (ему принадлежат несколько лондонских зарисовок, в частности колонны The Monument), работал над великолепными декорациями в театре Сэдлерс Уэллс (Sadler’s Wells), которые, к сожалению, сгорели во время пожара театра в 1939 г. Его работы приобретаются музеем Виктории и Альберта и Британским музеем.
В 1939 г. он уезжает в США и в связи с началом войны и оккупацией Литвы уже не возвращается на родину. После войны в основном живет в США и много работает там, но часто посещает Европу, в частности Великобританию.
Скончался он 20 ноября 1957 г. в Нью-Йорке.
Как вспоминал его сын, Добужинского тянуло из США в Европу, но «больше всего привлекала его Англия, где он хорошо себя чувствовал. Уклад жизни в стране его любимого Диккенса, где всюду столько чудесной старины, был гораздо ближе ему по духу, а среди англичан у него были добрые друзья и искренние почитатели».
В Лондоне Добужинский останавливался в помещении Пушкинского клуба на Кенсингтон-парк-гарденз (Kensington Park Gardens). Он читал там лекции, девять раз выступал с воспоминаниями, в клубе было организовано несколько выставок художника, а после его кончины устроили вечер его памяти, на котором в числе выступающих была балерина Тамара Карсавина, давнишний его друг.
