Мне стыдно было честно сказать:
– Я не смогу – голод мой не может перешагнуть определенной границы. Мне нужны силы.
Воспоминание из прошлогоднего лета.
Я остановился у киоска выпить газировки. Не успел я взять налитый стакан, как с обеих сторон выросли не руки, а какие-то хищные когти.
– A тринк190, пить.
Я бросил двадцать грошей и оставил стакан. Я испытывал не сочувствие, а омерзение и страх.
Дорогая Хадаска. Я хочу оставить тебе урок и мысль одного из моих наставников и ваятеля душ. Вацлав Налковский – великий ученый, щедрый общественник, неустрашимый боец, стойкий и упрямый, упрямый и грозный для врагов прогресса, – Вацлав Налковский написал:
«Не следует слишком расточительно разбрасываться жизнями отдельных личностей во имя общих целей; личность чувствующая и мыслящая – это слишком дорогой материал»191.
Да, милая Хадаска, ты имеешь полное право играть и веселиться, имеешь право на удобную кровать, ванну и чистое белье, на пирожное и веселые мысли и на приятные сны в ночи.
Я пишу об этом и подтверждаю твое право, потому что твои близкие исповедуют другой принцип: меньше всего для себя, все для других.
Если бы так называемое общество не было таким прожорливым и хищным, этот принцип был бы нелегким, но допустимым. Так, как есть, – он становится вредным и угрожающим.
Спрячь этот листок, а когда ты его найдешь, прочитав, согласишься, что сердце не всегда право, что не всегда можно ему безопасно доверить собственную судьбу.
С приветом.
ГЛАС МОИСЕЯ… ГЛАС ЗЕМЛИ ОБЕТОВАННОЙ… (РАЗМЫШЛЕНИЯ В ПЕСАХ)
[март 1942?] 192
Существует ли? Есть ли она? Существует ли она на свете?
Есть ли она или ее нет?
Я хочу знать, что такое свобода и что такое неволя.
Существует ли моя воля, есть моя «вольная воля», свободная воля? Я вольный человек или невольник?
Существует ли обетованная Земля свободы, или всегда и везде – только горький хлеб и кнут надсмотрщика, который велит, а я должен; а я не хочу, но должен? Могу ли я быть хозяином собственной жизни, моей собственной жизни, моего воздуха, которым дышу, моей воды, которую пью, хлеба, который ем, даже кнута, который меня ранит?
Должен ли невольник быть несчастным? Разве не может у него быть веселых часов? Разве у свободного человека все дни его жизни должны быть плохими, грустными, горькими?
Я невольник, и у меня есть свой хозяин. Он мне приказывает, а я должен слушаться и делать так, как он хочет.
Мой хозяин может быть добр, мой хозяин сегодня может быть весел, может, я нравлюсь моему хозяину, может, его приказы мягкие, а задания легкие? Может быть, он даже позволяет мне не делать того, что он велит, а иногда даже спрашивает, хочу ли я сделать так или этак?
Может быть, это даже удобнее – иметь кого-то, кто скажет, что мне делать, потому что тогда можно не думать: я ведь и сам часто не знаю, хочу или не хочу, чего хочу, чего не хочу, что мне делать сейчас и сегодня?
Я хочу быть невольником у хозяина, который меня любит и награждает, который весел и даже не держит кнута.
Мой хозяин редко бьет, или даже никогда не бьет, он только сердится и временами только гневно кричит. Или даже никогда на меня не кричит, потому что он меня любит. Иногда только нахмурит лоб и скривится или сердито посмотрит на меня.
Я веселый и счастливый невольник, которому хорошо.
Один смеется в неволе, а другой на свободе плачет, потому что он грустен и несчастлив.
И вот я слышу глас Моисея:
– Я требую, чтобы ты хотел, приказываю тебе хотеть быть свободным человеком. Иди за мной. Я приведу тебя в обетованную Землю свободы. Жизнь невольника – нищая и подлая. Жизнь в страхе, жизнь в презрении, жизнь в труде не на благо мое и моих братьев, но в бессмысленном труде строительства пирамиды для фараона, самого сильного владыки над всеми владыками страны. Пирамида из камня, гордая гробница, которая стоять будет вечно и не даст забыть, что жил-был хозяин, которого все должны были слушаться.
Из этих камней можно было построить целый город домов, которые защищали бы от хлада ночного и жара дневного, ветра и жгучего песка пустыни нас и наших детей и внуков.
Нет. Целый народ невольников должен работать на один труп, чтобы мир его помнил.
Моисей не обещал народу, что он сможет без труда и без боли есть вкусный хлеб и пить сладкое вино, а соком плодов утолять жажду. Земля Обетованная Моисея – это путешествие далекое и трудное, это блуждания и поиск, это лагерь и палатки в пустыне – это приказ только одного царя и господина; господин и царь этот не требует ни златого престола, ни мраморного дворца, ни острого меча, ни смиренных молитв или земных поклонов, ни жертв, никакой работы ради своего собственного удобства или гордыни.
Там, в пустыне, на высокой горе, на обычном камне, он тебе скажет: есть у тебя только я один, а жить и работать ты должен для себя и братьев твоих.
Один только дар тебе, награда и плата: седьмой день недели, день мира и отдыха, суббота для сердца твоего, рук и мыслей.
Свободная мысль свободного дня. И звезды над тобой на небесах.
Не убивай.
Не кради.
Требуй только того, что твое по справедливости. Не желай права, добра, собственности брата твоего.
Для меня, Господа твоего, нет ни иудея, ни египтянина, нет ни властителей, ни царей, ни слуг и подданных.
Чти отца своего и матерь свою, ибо ты сам собственный отец и мать, ибо ты сам себе хозяин и творец.
Мысль – твоя, дух – твой, голос – твой, приказ – твой и Бог – твой.
Уважай и слушай только самого себя. Ты – Человек.
Бог создал двух первых свободных людей и дал им рай. А они совершили грех невольников.
Спасенный от потопа Ной согрешил, а сын его смеялся над отцом.
Ад Содома не сумел выжечь грех.
Смешение и безумие языков и народов не научило хотеть только того, на что смертные имеют право.
Вот вам Ковчег, который понесете193, а в нем тоска по Земле Обетованной – не радости и счастья, не игр и смеха и сытости, но свободного труда и свободной борьбы, свободной жизни свободного человека.
Невольник ищет хозяина и властителя приказов, наказаний, наград и платы, чтобы ему ее дали, дали из милости.
Человек свободный ищет приказа, а за его выполнение – платы, ищет сам в себе, сам себе дает и платит, сам награждает и назначает наказания, и благодарит Бога за чистую и свободную жизнь, радующийся чистой и свободной совести.
[ГЛАВНОМУ ДОМУ-УБЕЖИЩУ]
2 апреля 1942 года
