– Не переживай ты из-за этого песка, – говорила мне Сюзанна, когда видела, что я уже в третий раз мету пол на кухне. Но я все равно продолжала мести. Я прекрасно знала, что скажет мама, если почувствует песок под ногами.
Вечером мы по традиции доедали все, что оставалось в холодильнике. Мама разогрела две замороженные пиццы, пшеничную лапшу и жареный рис, нарезала салат из сельдерея и помидоров. У нас осталась похлебка из моллюсков, порция ребрышек и картофельный салат, который Сюзанна приготовила неделю назад. Получился шведский стол из старой еды, которую уже особо никто не хотел есть.
Но мы все же сели за стол. Перед нами стояли тарелки, завернутые в фольгу. Конрад смотрел на меня, но каждый раз, когда я старалась встретиться с ним взглядом, он отводил глаза. Мне хотелось сказать ему, что я здесь. Я все еще здесь.
Мы все сидели молча, пока Джереми не нарушил тишину, словно ломая карамельную корочку на крем-брюле.
– Этот салат воняет.
– Я думал, это от тебя, – сказал Конрад.
Мы рассмеялись, и я почувствовала облегчение. Как хорошо смеяться, намного лучше, чем грустить.
– А на этом ребрышке плесень, – добавил Конрад, и мы снова рассмеялась. Мне казалось, что я не смеялась уже очень давно.
Мама закатила глаза:
– Неужели ты умрешь из-за пятнышка плесени? Просто соскреби ее. Дай мне. Я доем.
Конрад поднял руки, показывая, что сдается, наколол ребрышко на вилку и церемонно переложил его маме на тарелку.
– Наслаждайся, Лорел.
– Клянусь, ты портишь этих мальчиков, Бек, – сказала мама, и все окончательно встало на свои места. – Белли выросла на такой еде, так ведь, зайка?
– Да, – согласилась я. – Я росла забитым ребенком, которого кормили только объедками.
Мама сдержала улыбку и подтолкнула в мою сторону тарелку с салатом.
– Да, я их порчу, – сказала Сюзанна, трогая Конрада за плечо и касаясь щеки Джереми. – Они же ангелочки. Так почему мне их не побаловать?
Мальчики на секунду встретились взглядами друг с другом. Потом Конрад сказал:
– Это я ангел. А Джереми, скорее, херувим. – Он потянулся и сильно взлохматил волосы брата.
Джереми оттолкнул его руку.
– Никакой он не ангел. Дьявол во плоти. – Похоже, что вражда между ними проходила. У парней всегда так. Сначала они дерутся, а потом забывают все обиды.
Мама взяла ребрышко, которое ей отдал Конрад, посмотрела на него и положила обратно на тарелку.
– Я не могу это есть, – вздохнула она.
– Но ты же не умрешь от пятнышка плесени, – рассмеялась Сюзанна и убрала волосы с лица. Она взмахнула вилкой. – А знаете, от чего можно умереть?
Мы все уставились на нее.
– От рака, – торжественно произнесла она. Сейчас она сохраняла самое бесстрастное лицо, на которое только способен человек. Она продержалась так секунды четыре, а потом весело рассмеялась. Она потрепала Конрада за волосы, пока тот не выдавил из себя улыбку. Я понимала, что ему не хотелось улыбаться, но он улыбнулся. Ради нее.
– Послушайте, – сказала она, – это все равно когда-нибудь случится. Но я хожу к иглотерапевту, принимаю лекарства, сражаюсь, как только могу. Доктор говорит, что это единственное, что я могу сделать на этой стадии. Но я не хочу лежать в больнице. Я хочу быть здесь. С людьми, которые многое для меня значат. Хорошо? – Она посмотрела на нас.
– Хорошо, – сказали мы не слишком уверенно.
– Если или когда мне станет хуже, я не хочу выглядеть так, будто провела всю жизнь в больнице. Я хочу хотя бы быть загорелой. Хочу, чтобы у меня был такой же загар, как у Белли. – Она указала на меня вилкой.
– Бек, если ты хочешь такой же загар, как у Белли, тебе нужно больше времени. Ты не можешь так загореть за одно лето. Моя девочка не родилась с таким загаром, она добивалась этого годами. А ты к такому еще не готова, – сказала мама просто и логично.
Сюзанна не была к этому готова. Никто из нас не был.
После ужина мы разошлись паковать вещи. В доме стало тихо, слишком тихо. Я сидела на кровати и складывала одежду, обувь и книги. Я сложила купальник, но мне еще не хотелось его убирать. Мне хотелось немного поплавать.
Я натянула купальник и написала две записки – одну для Джереми, другую для Конрада – «Ночное купание. Встречаемся через десять минут», просунула записки под дверьми их комнат и побежала вниз так быстро, как только могла, развевая за собой полотенце, как флаг. Я не могла позволить лету закончиться вот так. Мы не можем уехать отсюда, пока не разделим на троих хорошее доброе воспоминание.
В доме было темно, но я спустилась, не зажигая нигде света. Он не был мне нужен. Я знала дорогу наощупь.
Я вышла и сразу нырнула в бассейн. Давно я так не ныряла. Последний раз в этом году. А может быть, вообще.
Луна была яркая и белая; я ждала мальчиков, лежа на спине, считая звезды и слушая океан. Во время прилива океан шептал, журчал и звучал как колыбельная. Мне бы хотелось остановить время и остаться в этом мгновении, как в снежном шаре, где навсегда запечатлен один момент.
Они вышли вместе, мальчики Бек. Думаю, что они столкнулись друг с другом на лестнице. Оба надели плавки. Только сейчас я поняла, что давно не видела Конрада в таком виде, мы не плавали вместе с самого первого дня. Да и с Джереми мы только пару раз ходили к океану. Это лето оказалось не особо купальным, только если не считать, что я плавала либо с Кэмом, либо одна. От этой мысли мне стало невыносимо грустно. Может быть, это последнее лето, которое мы провели вместе, а мы даже не поплавали.
– Привет, – сказала я, все еще лежа на спине.
Конрад дотронулся ногой до воды.
– Вода холодная, да?
– Цыпочка, – сказала я и громко закудахтала. – Просто нырни, и все.
Они посмотрели друг на друга. Джереми разбежался, прыгнул и, как пушечное ядро, вошел в воду. Конрад сделал то же самое. Они подняли в воздух тонну брызг, и я нахлебалась воды, потому что улыбалась во весь рот, но мне было наплевать.
Мы подплыли к глубокому краю, и я продолжала грести руками, чтобы оставаться на месте. Конрад подплыл ко мне и, протянув руку, убрал мне челку со лба. Это было мимолетное движение, но Джереми заметил, отвернулся и поплыл дальше.
На секунду мне стало грустно, но потом что-то нахлынуло на меня. От воспоминаний сердце сжалось, как лист в книге. Я подняла руки и закружилась, как балерина. Кружась, я начала декламировать:
– Мэгги, и Милли, и Молли, и Мэй на пляже резвились в какой-то из дней.
Мэгги ракушку нашла, и она пела так сладко, как в море волна.
Милли морскую звезду отыскала – та шевелилась в воде, пятипало.
Джереми усмехнулся: