Нынешнее задание не слишком сложное, но важное. Видимо, накопленная сканером сотовых и спецсетей информация очень нужна смежникам, как сказал капитан второго ранга, инструктировавший Сашу в машине.
Электричка на Женеву отошла строго по расписанию, и Саша, уже уничтожив файл с инструкцией, мысленно повторял все ключевые позиции, коды, номера рейсов и телефон, по которому он непременно должен позвонить, если почувствует слежку. В сумке обнаружился заряженный мобильный телефон «Филипс», древний, но надежный, из тех, что держат зарядку по две недели.
В Женеве Саша купил путеводитель по Центральной Америке и Карибскому бассейну для туристов на испанском и, не общаясь ни с кем из попутчиков, при этом тщательно оценивая всех на предмет возможной наружки (слежки), повторял подзабытый испанский. С немецким все было проще, его, как и китайский, и английский, вколотили с восьми лет, поэтому герр фон Блут говорил на любом диалекте – баварском, рейнском или берлинском – а если надо, то добавлял австрийский акцент. Испанский он учил уже взрослым, и туда поневоле врывались и русская твердость, и раскатистость из немецкого. Но это как раз не беда. На испанца блондин Саша ну никак не походил. Не Антонио Бандерас – это точно. Так что говорить с акцентом для него совершенно естественно.
До рейса на Мехико оставалось еще три часа. В самолете за восемь часов перелета через Атлантику можно отлично выспаться. Рейс прибывает во второй половине дня, в Европе еще раннее утро, в России – уже день. Но перелеты с востока на запад всегда переносятся намного легче, чем наоборот. Прилетать в будущее, что может быть интереснее?
Документы немца были в идеале, открытое и совершенно арийское лицо Степанова не вызывало никаких подозрений. В Женеве на паспортном контроле спросили письмо от фирмы, он предъявил, ровно на три секунды. И уже через десять минут он сидел в кресле зала ожидания у посадочного выхода на рейс «Женева – Мехико».
* * *
Вика проявляла таланты хозяйки, пока Татьяна дежурила. В отношениях сестер намечался существенный прогресс. Младшая взрослела и очень нуждалась в адекватном собеседнике. Татьяна подходила лучше всех. Десятый класс – не выпускной, хотя на психику давили ежедневные напоминания учителей: «Вам сдавать ЕГЭ!», «С таким отношением вы ЕГЭ не сдадите!». Математичка, достававшая Вику в прошлом году, ушла на пенсию. Появился новый учитель – мужчина. В математическом классе произошли пертурбации, девчонки на математике пересели вперед, мальчишек услали на задние парты. Математик – человек молодой и холостой. Гормоны брали свое. Перед математикой был урок биологии, который превращался в косметический салон. Биологичка рвала и метала, конечно, никто ее не слушал, а по рукам ходили помада, тушь, тени, зеркальца. На математике обязательно надо быть красивой!
Татьяна вышла на сутки как раз в тот момент, когда Саша садился в «Боинг-747». Она накануне получила СМС: «Милая Танечка, целую нежно, жутко скучаю, нас отправляют на полигон, три дня не смогу выходить на связь, только СМС. Потерпи, родная моя. Люблю, Саша!»
Слово «полигон» было кодовым. То есть Саша предупредил Таню, что, если оно прозвучит в разговоре или переписке, его ни в коем случае не искать. Волна вопросов: «Где Саша Степанов?» может поставить под угрозу его безопасность. Кому надо знать, те знают, «где», а кто не знает, тому и знать не надо. И думать об этом тоже. Поэтому, получив такой пароль, нужно набраться терпения и ждать. А приходящие ежедневно СМС означают, что с ним все в порядке. Подобных слов было несколько, было и такое, после которого нужно было собрать документы, запереть квартиру и уехать в Парк имени Горького, если днем, или на площадь Трех вокзалов, если ночью. Быть женой шпиона – большая и серьезная работа. Саша обещал, что скоро это все закончится, как только он начнет учиться в академии.
Татьяна приняла бригаду в девять утра, одна. Нестеров заболел, Романов не выздоровел после прошлого дежурства и взял больничный с гипертонией. Осталась еще одна не открывшаяся бригада – некому было. Старший фельдшер обзванивал совместителей, спрашивая, кто мог бы выйти хоть на день? Никого.
День начался с выезда на «головокружение у женщины 85 лет» и подряд: шум в голове, повышенное давление, головокружение, и все возраста 73, 79, 92, одинокие, брошенные родными и государством старики. Татьяна делала все по стандарту, записывала карту, отзванивалась, как требовала инструкция через пятнадцать минут, и получала следующего старика.
Когда же вдруг после полудня в коммуникаторе «крякнул» вызов с поводом «Мужчина 45, боли в животе», она восприняла его как подарок.
Мужчина долго не мог открыть дверь. Он кричал из-за двери, что сейчас, сейчас откроет, но прошло много времени, пока щелкнул замок двери. Тотчас крякнул коммуникатор, и диспетчер осведомилась:
– Почему долго едете?
– Дверь еще не открыли, – сказала Таня, – мужчина кричит, что сейчас откроет, но пока… а, вот, открыл, все, я вхожу!
Больной лег прямо у порога на пол и подтянул колени к груди. Он стонал сквозь зубы.
– Как же больно!
Татьяна натянула перчатки, обработала их антисептиком-спреем и принялась осматривать дядьку. Кое-как распрямив его, она увидела плоский напряженный живот, к которому больно было прикоснуться. Дядька орал и повторял:
– Как ножом в живот! Что же это?
– У вас гастрит или другие заболевания пищеварения были?
– Не знаю, – отвечал тот сквозь зубы, – ну изжога, иногда чего-то крутило… Соды выпью, проходит… Вчера тоже была изжога.
– Вы соду разводите в воде?
– Нет, – сказал мужчина, – ложку глотаю и водой запиваю. Потом только отрыжка… немного, и все проходило. А сегодня я собирался на работу, съел яичницу и чашку кофе, через полчаса каааак жахнет! Аж в глазах потемнело. Я даже вызвать не мог. Так больно, потом немного успокоилось. Но очень больно!
Татьяна поняла – перфорация язвы. Желудок или двенадцатиперстная кишка? Она еще раз переспросила:
– Боль возникла сразу после еды?
– Нет, – сказал мужчина. – Я побриться успел и одевался. Наклонился, когда брюки надевал, а как распрямился, тут – удар. Я сознание, наверное, потерял от боли.
Этот ответ ничего не прояснил, язва могла прорваться и в желудке, и двенадцатиперстной. Впрочем, для госпитализации это неважно. Он соду ложками ел, вероятнее всего, что желудок. Важно это было только потом, когда придет квиток сопроводиловки и старший врач скажет: «Расхождение диагноза, не в желудке перфорация, а в кишке, получи штрафные баллы!» Татьяна на всякий случай поставила два диагноза. «Основным: Перфорация язвы. Вторым: Язвенная болезнь желудка и 12-перстной кишки». И так, и этак правильно.
Обезболивать в этом случае нельзя. В животе нарастает перитонит, скоро боль станет поменьше, это значит, что гной блокировал болевые рецепторы брюшины. Чем меньше болит, тем хуже прогноз, говорил Саша.
