– Считай, что и не был. Кто умнее, тот и живой. У этого мозги мелкие, так он, считай, как дерево. Грех не срубить, если нужны дрова. Правильно говорю?
– Наверное, – улыбнулся Дима.
– А то нет, что ли! – гикнул Артёмыч. Привязал к рюкзаку тушку и промолвил: – Мы ведь и сами, говорят, на дереве когда-то сидели. Но поумнели и слезли. Теперь, значит, пользуемся всем для своей радости. Если надо, всю тебе пушнину перестреляем, лишь бы лежать было мягко. И правильно. А то, знаешь, всякие фантазёры любят насочинять, мол, зверушки, жалко их. Ну ты-то знаешь, с города – там у вас много таких. А сами всё мясо жрут, газами дымят, леса вырубают, а зверушек жалеют. Ну да это, считай, веселуха такая. Я вот, как мне скучно, поболтать люблю, а эти жалеют кого-нибудь. Но это ж так, трёп для забавы – такой, чтоб было чем день занять, а надо будет, так голыми руками своих зверушек задавят и зубами из них мясо повыдёргивают. Так и есть, точно говорю. Да и глупо. Ягодник есть – обираем. Грибы растут – обираем. Рыбу там ловим. Так чего бы и соболя не обобрать? Обобрать! Смешно, да? Ну, понял? Обобрать можно бобра, а соболя, значит, особолевать? – Артёмыч хохотнул. Повторил эту шутку ещё раз и продолжил: – От лени понапридумывают всякой мути, с фонарём не разберёшь. Вот. А тут всё просто. Вот слез бы соболь вместо нас на землю, поумнел бы, ружья свои изобрёл бы, ну так и драл бы нас на кожу и мясо. А? – Артёмыч хлопнул Диму по плечу.
Тот рассмеялся, представив, что в их зимовье живут соболи-охотники. Выставляют на них, людей, свои капканы.
– И приманку свою придумали бы, – подхватил Артёмыч. – Тебя бы на конфеты или там чипсы ловили. Витяню – на бутерброды. Нет! На пельмени с майонезом!
– А тебя? – Дима впервые обратился к Артёмычу на «ты» и обрадовался этому. Почувствовал себя равным. Настоящим охотником.
– Меня?.. А чего уж, мне пивка поставь, сушёных кальмаров положи, и нормально! – Артёмыч разразился таким громким, трескучим хохотом, что Дима поначалу даже испугался. Потом подхватил – своим тихим, почти беззвучным смехом.
Проверили ещё два капкана. Пусто.
Дима качнул головой, удивляясь, как легко Артёмыч ориентируется в чащобе. Тут бы вообще найти путь к зимовью, а он точно и без раздумий выводил на крохотный, упрятанный под снег капкан.
«Да… Мне ещё учиться и учиться».
Когда охотники вернулись на свою прогалину, юноша думал лишь о том, как бы скорее завалиться на раскладушку. Он устал ещё больше, чем вчера, но усталость была уже не пульсирующей, а тянущей, глубокой. Казалось, что ноги разбухли, отяжелели, а торбасы с них придётся срезать ножом.
В зимовье уже сидел Витя. Дяди и Тамги пока что не было.
Артёмыч первым делом осмотрел обыгавшееся на верёвке мясо. Силки Николая Николаевича сработали. Зацепки слетели, полешки упали. Всё прошло удачно. Вот только добычи в петлях не оказалось. Мясо же вновь было поклёвано. Малый кусок и вовсе пропал, ворон унёс его с собой.
Артёмыч и Дима переглянулись. Осмотрели сбитые петли. Дима ждал, что охотник начнёт шутить о Николае Николаевиче, о его обещании легко поймать птицу, но тот промолчал.
Вечером в доме было тихо. Дядя варил суп. Витя и Артёмыч снимали шкурки с трёх соболей – двух подстрелил Николай Николаевич. Радости по этому поводу он не выказал, думал о вороне, о том, что простая таёжная птица оставила его в дураках. Значит, не такая простая. Значит, уже встречала силки и знала, как они работают, поэтому легко их сбила.
Дима хотел посмотреть, как освежуют соболей, быть может, своими руками стянуть с одного из них меховую шубку, но он слишком устал и предпочёл сделать это как-нибудь в другой раз. Вместо этого ощупал выступившие на подошвах мозоли, проколол их иголкой, брезгливо выдавил прозрачную жидкость и завалился на спальник. Подумал о вороне.
«Хитрюга».
Усмехнулся и задремал.
На следующий день Дима отправился с Витей. С ним охотиться было не так интересно. Капканы он ставил однообразно, без смекалки. Чаще останавливался отдохнуть, много курил и почти ничего не объяснял. Делал всё молча, помощи не просил, а если и говорил, то что-нибудь праздное, далёкое от тайги и соболей.
Один раз издали донеслось приглушённое эхо выстрела – там промышлял Николай Николаевич. Юноша жалел, что сейчас не может переметнуться к нему, к его задорной Тамге.
На обеденном привале Дима спросил Витю, нет ли у него настоящих охотничьих шрамов.
– Это как? – развеселился Витя.
– Ну… От волка или от медведя…
– От жены есть. Такой считается?
Юноша смущённо пожал плечами.
– Шучу, конечно. От жены тоже нет. Ни от первой, ни от второй… За шрамами, это тебе к Артёмычу.
– Да уж.
От Вити Дима с удивлением узнал, что шрам достался Артёмычу не из пустой ссоры, а при делёжке краденого леса:
– Воруйкой он ещё с отцом стал.
– Воруйкой?
– Ну да. Это те, кто лес воруют. Или воровайка. Суть одна. Он ведь из Абрамовки, из Осинского района. У них там жизнь не сладкая. А что, кроме школы, детсада и магазина, работать негде, так мужик туда и не пойдёт, дело-то женское. Есть пилорама, так она бурятская, наших не берут. Овсяное поле татарину принадлежит. Он там и мельницу поставил. Кукурузное поле – у казахов. В общем, податься некуда. Ну и нанимаются к тем же бурятам и – давай в лес строевую сосну пилить и ночью вывозить. Кого поймали – бьют, ломают, даже и судить никто не хочет, много их там таких воруек. Живут вахтой: десять дней лес рубят, десять дней дома сидят, не просыхают. Так и Артёмыч жил, пока в Осу не переехал. А там с дядей твоим пересёкся, да и образумился как-то. Коля его тогда на промысел взял. Ну, Артёмыч освоился. Потом нанялся водителем тяжеловозов. Жена там, дети, всё такое. А шрам – как напоминание о старых временах. Вот.
– Да уж. – Дима не ожидал, что этот разговор окажется таким грустным.
Вечером, вернувшись в зимовье, он с удивлением понял, что устал не так глубоко. Даже не торопился на раскладушку, позволил себе прогуляться с Артёмычем за дровами. «Привыкаю», – улыбнулся юноша, чувствуя себя матёрым охотником, но отчасти признавая, что дело тут было и в том, что с Витей они ходили не так далеко и не так активно.
Мясо изюбра опять поклевали. Это обеспокоило охотников. Прежде всего Николая Николаевича.
За ужином разговор был переменчивым, пока Артёмыч наконец не промолвил:
– Ну и что будем делать?
– Ты про ворона? – спросил Витя.
– Про кого ещё…
– Что делать. избавляться от него. Раз привадился, теперь не отстанет, – громко ответил Николай Николаевич, поглаживая жёлтую, ороговевшую кожу своих рук.
– Именно, – согласился Артёмыч. – Глядишь, ещё из своих кого-нибудь приведёт.
– Ну, это вряд ли.
