Кажется, я недооценила силу слабенького на вкус напитка, потому что голову мне точно снесло, иначе как понимать замелькавшие перед внутренним взором сюжеты с участием полуобнаженного Аарона и меня, лежащей на его черных простынях. Хотя одно объяснение все же было: Хельга с ее предсказанием, в котором я видела именно эту комнату, кровать и нас с мерсиром. По спине вновь побежали мурашки, но теперь я точно знала — дело в предвкушении, вскормленном сбесившейся фантазией. Поддавшись наваждению, откинула в сторону покрывало и нагло улеглась в чужую постель, с удовольствием ощутив отрезвляющий холод простыней. В конце концов, я соблазнять его собираюсь или что? Если да, то здесь мне сейчас самое место! А как потом отсюда сбежать, разберусь по ходу.
Воображение рисовало одну эротическую сцену горячее другой, не желая слушать голос разума, которому вторила внезапно проснувшаяся стыдливость. Но больше всего пугало, что затея с соблазнением Аарона с каждой секундой мне нравилась все больше, и отнюдь не в качестве спасения от наказания за взлом. Я с внезапной ясностью поняла, что на самом деле хочу этого мужчину. Не знаю, было ли тому причиной довольно долгое отсутствие интимных отношений, вскружившие голову алкоголь с адреналином или сам жрец, мысли о котором занимали меня все последние дни, но то, что планировалось как спектакль, стремительно превращалось в нечто настоящее. Зажмурившись, я стиснула пальцами скользкий шелк, сминая простыню, и обреченно застонала. Ох, Эри, Эри… и как же тебя угораздило так вляпаться? Ася права, я играю с огнем и, судя по ощущениям, кажется, уже доигралась.
Захотелось снова выпить, но встать с кровати не было сил. Я лежала, со страхом и трепетом ожидая возвращения мерсира. Что он скажет, как поступит? Достаточно ли я хороша для него, или сам факт присутствия посторонней девушки в святилище, где висит портрет таинственной возлюбленной Хэйса, для него сродни оскорблению? Мысли путались, замедлялись из-за накатывающей дремы, а память все так же воскрешала эпизод, показанный прорицательницей: я, лорд и смешавшиеся медово-черные пряди наших волос, рассыпавшиеся по подушке. Ожидание становилось невыносимым, и, не выдержав, я треснула кулаком по матрасу, недовольно рыкнув:
— Где же тебя носит, жрец? — Едва слова сорвались с губ, как на меня словно сонный полог опустился, темный, вязкий, дарующий тепло и успокоение. Сладко зевнув, я буркнула: — Сам виноват! Лишил себя сладкого. — И с чистой совестью позволила сознанию уплыть в страну ласковых грез.
В какой-то миг показалось, что кровать прогнулась под тяжестью чужого тела, чье-то жаркое дыхание обожгло заостренный кончик ушка, а до увязшего в сонном мареве слуха долетело тихое:
— Спи, колючка.
Там же…
Ее губы, хранившие вкус клубничного вина, пьянили даже сильнее. Он целовал их долго, растягивая удовольствие, а когда наконец оторвался, внимательно изучая спящую фею, услышал задумчивый голос Иширо:
«Никак не пойму, Рон… То ли девчонка права, и ты правда простофиля, раз усыпил ее, вместо того чтобы воспользоваться, то ли все сделал правильно, но… зачем тогда смотришь на нее так, будто хочешь съесть? Или в этом и состоит твой коварный план? Ты все-таки ею насладишься, но она об этом ничего не узнает, потому что продрыхнет до рассвета?» — «Я похож на озабоченного извращенца?» — продолжая гипнотизировать взглядом Эрилин, ментально поинтересовался лорд. «Сейчас? — Тень возле горящего ночника шевельнулась. — Да».
— Иш-ш-широ, — прошипел мерсир.
«Мне не веришь, обратись к зеркалу, — фыркнул тот. — Мышцы напряжены, взор голодный… Говорил я: фея опасна! Она же действует на тебя как наркотик. Вожделенный запретный плод, который, кстати, ты сам себе и запретил. Зачем, спрашивается? Если так охота, возьми! Сбей оскомину, утоли желание и начинай уже мыслить трезво, пока эта куколка с глазами… как ты там говорил? Цвета моря? Так вот… пока она не превратила хладнокровного жреца во влюбленную размазню и не обобрала до нитки, выслуживаясь перед своей хозяйкой».
— Не оберет, — сказал Аарон, ласково отведя с лица Эрилин волосы.
Он лежал рядом, подперев рукой голову так, чтобы, чуть нависая, любоваться пленницей, попавшей в паутину его чар. Ждал ли маг визита этой предприимчивой птички? Без сомнения. После подслушанного духом разговора мерсир логично предположил, что гостья непременно сунет свой любопытный носик в его апартаменты, если будет уверена в отсутствии хозяина. Создать видимость подходящих условий, нацепив ее следилку на одного из слуг, труда не составило, как и в очередной раз подкорректировать защитные чары, дабы не дать фее сбежать из комнаты порталом или через окно. Сложнее оказалось все это время сидеть в ванной и наблюдать за пойманной в силки феей с помощью магического зеркала. В момент, когда она полураздетая пошла испытывать на прочность его постель, мерсир едва не сорвался и не включился в игру. Удержало лишь понимание — Эри любым способом пытается выкрутиться из щекотливой ситуации, а вовсе не жаждет провести с ним ночь.
Куколка… как все-таки правильно охарактеризовал ее Иширо. Вот только покорности бездушного манекена лорд от феи не хотел. Перевернувшись на спину, он закинул за голову руки и задумчиво уставился на тускло освещенный портрет в позолоченной раме. Изменения, происходящие с картиной, заметил еще утром, когда перед поездкой в лес мельком взглянул на златовласку. У нее по-прежнему были искрящиеся, словно Алин, локоны, но теперь они стали заметно короче, да и желтые глаза изменили цвет. Черты лица тоже не остались прежними, и в новом облике написанной маслом красавицы Аарон сейчас видел отражение как Эрилин, так и Евангелины. Причем первая, как ему казалось, уверенно вытесняла вторую. Волшебная картина, призванная показывать образ любимой женщины мужчине, на нее смотрящему, похоже, разобралась с чувствами мерсира быстрее, нежели он сам осознал свое отношение к иномирной гостье.
Два дня знакомства… всего два, черт побери! Откуда взялось это ненормальное притяжение? Что такого особенного в маленькой непоседе, кроме ее острых ушек и дара? Он встречал женщин куда краше, но ни одна из них не цепляла так, как Эри. Почему именно та, кто должна была привести к Еве, сумела если не затмить, то уж точно подвинуть златокудрую красавицу на пьедестале его мечты? Вдруг Иширо прав, и безобидная с виду девочка применила к нему, верховному жрецу Алин-тирао, некий чужеродный приворот, противоядия от которого нет. И все это, чтобы без боя заполучить семицветный кристалл. Вывод не обрадовал, и Аарон чуть заметно поморщился, обдумывая варианты. Больше всего при таком раскладе его беспокоила не потеря кольца, а вероятное исчезновение самой феи, ведь, выполнив задание, она вряд ли останется жить в замке, а он, как это ни абсурдно звучит, уже слишком привязался к ясноглазому урагану по имени Эрилин. За какие-то несчастные двое суток… докатился!
«И о чем ты так сосредоточенно думаешь?» — полюбопытствовал дух, внимательно наблюдавший за другом из своего угла. «Хочу, чтобы она осталась со мной», — неожиданно для самого себя понял маг. «А как же Ева?» — провокационно протянул дух. «Златовласке нужен камень, — после паузы ответил Аарон, — а мне фея. Полагаю, мы сможем договориться». — «Ого! Как быстро ты сменил приоритеты! Но что с портретом? Прошла любовь, завяли лютики, как сказала бы твоя фея? Или картина уже стала зеркалом для маленькой взломщицы?» — «Почти». — «Ка-а-ак все запущенно, — мигнул серебристыми глазами Иширо. — Значит, надумал выменять Эрилин у хозяйки на колечко. Ну-ну… а мнение девчонки узнать не хочешь?» — «Если она действительно прислана сюда Евангелиной, а интуиция меня редко подводит, боюсь, что сама принять решение Эри не сможет. Клан златовласых погиб во имя этой женщины, и я склонен полагать, что дело было не только в безрассудной верности и промытых мозгах, но и в чарах, не позволявших повелителям времени выйти из-под контроля хозяйки. Есть вероятность, что и меня ими зацепило при том поцелуе, иначе откуда эта странная привязанность к той, кого видел всего раз в жизни?» — «Теперь ты так заговорил, значит. Интерес-с-сно», — прошелестел прячущийся в тени Иширо. «Так что спрашивать фею я буду после того, как заключу сделку с ее хозяйкой», — вернулся к прежней теме Аарон. «А если остроухая, узнав, что стала разменной монетой в ваших с Евой отношениях, пошлет тебя подальше?» — «Найду, чем ее переубедить».
