– Кстати, где Кит? – доносится голос Архипа. – Почему я должен делать его работу? Кит, где ты? Я нашел тебе классную игрушку!
Я иду довольный. Сейчас смогу выплеснуть наружу всю злость, что накапливается со временем, как статическое электричество. Я уже представляю, как двигаю коленом в живот своей жертве и слышу булькающие звуки, которые она издает. О-хо-хо! Ну же? Где он, мой подарок? Кого поймал для меня Архип?
Издалека я вижу друзей Бобра – Барашка и Винни-Пуха. Вот это улов!
– Иду, иду, – отвечаю Архипу. – Малость задержался по нужде. Ну, кто здесь хочет купаться? А может быть, поджарим барашка или медведятину? У меня спички с собой.
Но тут я обращаю внимание на еще одного человечка… Я вижу девчонку, которую Архип прижимает к земле. В первые секунды я даже не узнаю ее, настолько невероятным кажется сам факт ее присутствия здесь.
Архип выворачивает ей руку, девчонка что-то кричит на иностранном языке. Я его знаю. Это немецкий.
– Ха! Еще! Скажи что-нибудь еще, смешная мокрица! Кит, хочешь поиграться с ней? Она очень забавная.
На меня накатывает безудержный поток воспоминаний – приятных, добрых, светлых…
Она. Она. Она. Девчонка из прошлого. Милая девочка из доброй сказки, живущая за высоким забором, отгораживающим мир фантазии от реальности.
Славная, славная девочка Гретель.
Вагонетка на холме. Земляника. Светлячки. Светлые косички и розовые ленточки…
«Эй, ты кто такая? Чего тут делаешь?.. Чего ты такая трусливая?.. Ты не из нашего двора. В Лоскутках я всех знаю. Платье на тебе красивое, наши девчонки не ходят в таких».
«Не реви, маленькая немецкая девочка! Пойдем, накажем твоих обидчиков!»
«Ханна. Кит».
«Ну, ни фига себе у вас домины! Похожи на пряничные домики из сказки про Гензель и Гретель. У меня была такая книжка с картинками. А ты, кстати, похожа на Гретель. На картинках у нее были такие же косички».
«У тебя червяки из волос повылазили».
Милайа прянишная девачка, я все понял, знайу что тибя долго не будет. Может быть даже целый месятс. Не забывай миня Никогда не забывай.
Я буду ждать тибя
Когда ты вернешся, я вырасту и стану выше тибя.
К твойему прийезду я собиру зимлянику и налавлю светлячков.
Я тебя на букву Л.
Кит
Но эти воспоминания сменяются другими. Мрачными, черными…
«Думаешь, ты ей нужен? Посмотри на себя! Чумной помоечный крысеныш, вот кто ты».
«Schund! Schund! Та к они называют таких, как ты! Зачем ей нужны отбросы вроде тебя? Schund!»
«Зачем пришел к ней? Зачем залез в ее сказку? Уходи из нее! Ты обязательно все разрушишь. Сломаешь. Там, где ты, одни беды. Тебе не место здесь!»
«Не место! Тебе здесь не место!»
«Не место. Тебе здесь не место. Не место… Не место…»
Я вижу, как Архип трясет ее, как собака мячик. Вижу, что он специально делает ей больно, чтобы она выкрикнула что-то еще. И еще. И еще… Ему нравится слушать крики жертв. Нравится их сопротивление. Нравятся их эмоции.
Это все неправильно. Омерзительно. Отвратительно.
Я близок к Вспышке.
Архип… Сейчас он присвоил то немногое, что было моим личным. Что пряталось глубоко внутри меня и принадлежало только мне. Он забрал мою сказку. И хочет уничтожить ее.
Я живо представляю, как вцепляюсь в Архипа, как раздираю ему лицо, превращая его в месиво, как впиваюсь в его плоть зубами.
Но преданный пес внутри меня рявкает: «Нельзя! Фу!»
Да. Я предан Архипу. Он – моя семья. Мой друг и брат. Я не могу поднять на него руку.
Черт. Что же мне делать?
Я смотрю на Ханну. Внутри меня скулят от боли и зализывают свои раны сотни ободранных кошек. А я… Я ничего не могу сделать.
Славная, славная девочка Гретель. Каково лешего тебя понесло в эту глушь? И чего ты забыла здесь с этим зоопарком?
Мне так хотелось, чтобы она вернулась… А сейчас больше всего на свете хочу, чтобы она не возвращалась. Я вижу, как Архип смотрит на нее. Даже если ей удастся спастись сегодня, он ее не оставит в покое.
Я знаю его и знаю, что означает этот взгляд Архипа. Он не угомонится, пока не сдерет шкуру с Ханны и не обглодает ее плоть до костей.
Она сидит на земле перед всеми, как пленница, смотрит на меня своими огромными глазюками. Вижу, что узнала. И молит о помощи. О спасении. Гретель, чем же помогу тебе я? Существо, которое даже себе помочь не может. Тварь, от которой надо спасать людей.
Что мне сделать? Как ей помочь?
В голову приходит идея. Хочешь выиграть – притворись, что играешь по чужим правилам.
Я рывком поднимаю Ханну на ноги.
– Разве мама не говорила тебе, что маленьким немецким девочкам запрещено лазить за забор? – говорю шепотом и клацаю зубами у нее над ухом.
Давай, Ханна! Поверь мне! Поверь, что я не враг.
Чувствую, что она запутана. Она не знает, чего от меня ждать. Хороший я или плохой? Плохой, девочка. Я самый плохой человек на свете.
– Ха! Мокрица, давай покажем Киту, как классно ты умеешь ругаться на немецком. Дерни ее за волосы, Кит! Или по ногам ударь! Она тогда запоет…
Черт. Они все смотрят на меня и ждут. Я уже принял правила чужой игры и не могу отступить назад… Держись, Ханна!
Грубо опрокидываю ее на землю. Убиваю свою сказку. Ханна молчит… Не может поверить, что я теперь такой.
– Ну вот, игрушка сломалась, больше не поет… Братва! А пойдемте Бобра топить! Кит, тащи мокрицу тоже! Пускай поплавает!
Голос Архипа подсказывает выход.
Это шанс.
– Не, я с ней тут побуду.
– Хорошо. Мертвяк, останься с Китом, мало ли… Еще убьет девчонку. Оно нам надо…
Архип беспокоится. Он еще помнит, что я однажды сделал с одной девчонкой на чьей-то квартире. Он беспокоится не зря. Но Ханна не просто девчонка. Она моя сказка. Я не сделаю ей ничего плохого.
– Не надо. Я себя контролирую.
Зоопарк паникует. Бобер бьется в истерике, орет, чтобы Архип не оставлял ее со мной. Я будто оказываюсь в кратере действующего вулкана. Вдыхаю горячий и плотный воздух. Во мне рождается какое-то новое, незнакомое чувство. Какого черта Бобер беспокоится о Ханне? Чего она вообще тут с ними делала? Кто она им? Я не понимаю, почему меня это задевает. Почему странная жгучая злоба стискивает горло. Это чувство мешает мне дышать. Сейчас я бы с удовольствием утопил Бобра, зарезал Барашка и подпалил Винни-Пуху его шкуру, но надо спасать сказку…
