Нептун опять меня опередил. Уселся посреди травы, поджидая, пока я доплетусь, словно сознавал, что значит для меня это место. Я подошла, воткнула палку в мягкую землю и оперлась на нее. Рядом высились пять небольших холмиков, увенчанных небольшими крестами.
Я ничего не забыла. Разве такое можно забыть? Мне было двенадцать лет. Я крепко обнимала Нептуна. Он умер у меня на руках. После смерти Поля прошел год. Мама сказала, что Нептун умер от старости.
«Он не страдал, Стефани. Просто уснул. Он был уже очень старый…»
Я была безутешна. Как мне жить без своей собаки?
«Мы возьмем другую, Стефани… Прямо завтра пойдем и возьмем нового щенка.
— Я не хочу нового! Я хочу того же!
— Хорошо, Стефани. Возьмем того же. Завтра съездим на ферму в Отее. Как… Как ты думаешь его назвать?
— Нептун!»
У меня в жизни было шесть собак. Все — немецкие овчарки. Всех звали Нептунами. Каприз несчастной одинокой девочки, которой хотелось, чтобы ее собака жила вечно. Чтобы хотя бы она не умерла!
Я снова подняла глаза и медленно повела головой справа налево. Под каждым крестом висела небольшая табличка с одним и тем выгравированным именем. Нептун.
Только цифры под именами стояли разные:
1922–1938
1938–1955
1955–1963
1963–1980
1980–1999.
Нептун поднялся и принялся тереться о мои ноги. Как будто понял, что впервые за столько лет мы меняемся ролями. Я ухожу, он остается. Нептуна возьмут на ферму в Отее. Ее владельцы на протяжении поколений разводят немецких овчарок. По-моему, мать Нептуна еще жива… Ему там будет хорошо. Я напишу письмо с подробными инструкциями. Укажу, чем его кормить. Подчеркну, чтобы ему позволяли играть с детьми. И попрошу, чтобы, когда придет время, его похоронили здесь, на этой полянке.
Я погладила собаку. Никогда еще он не прижимался ко мне с такой нежностью. У меня на глаза навернулись слезы. Ладно, надо торопиться. Если потянуть еще, мне не хватит смелости.
Палку я так и оставила воткнутой в землю возле пяти могильных холмиков. Она мне больше не понадобится. Добрела до двора. Нептун не отставал от меня ни на шаг. Знаменитое звериное чутье! В обычный день Нептун пошел бы и улегся под вишневым деревом. Но только не сегодня. Он шел за мной как приклеенный. Я даже испугалась, что он нечаянно толкнет меня и я упаду. Зря я палку не взяла…
— Спокойно, Нептун, спокойно…
Нептун прошел чуть вперед. В ветвях вишневого дерева давным-давно нет серебристых лент. Птицы лакомятся ягодами в свое удовольствие… Я стояла и долго гладила Нептуна по голове. Потом подняла глаза к башне мельницы «Шеневьер».
Жак купил мельницу в 1971 году. Он сдержал свое слово. Тогда я ему верила. Господи, я ведь ему верила! Он купил для меня дом моей мечты, эту двурогую мельницу, о которой я грезила с одиннадцати лет. После того как в наши края хлынули парижане, его агентство недвижимости наконец-то начало приносить доход. Он выжидал удобного момента — и дождался. Мельница много лет стояла заброшенной, но потом владельцы все-таки решили ее продать. Жак первым сделал им предложение. Впоследствии он все тут отремонтировал. Колесо, колодец, башню…
Он думал, что это сделает меня счастливой. Глупец. Как если бы надсмотрщик вздумал расписать стены тюрьмы. Мельница «Шеневьер» потеряла для меня всякое очарование. Меня завораживало заброшенное строение, которое вся округа звала «ведьминой мельницей». Теперь оно заблестело чисто отмытым камнем и лакированным деревом. Деревья подстригли, на балконах высадили цветы. Очистили двор. Смазали ворота. Поставили забор…
Жак действовал с маниакальным упорством. Да он и был маньяк.
Но мне это и в голову не приходило!
Я категорически запретила ему рубить вишневое дерево. Он не посмел ослушаться. Он уступал всем моим капризам. Да-да, я в это верила!
Потом задули новые ветры, и дела в агентстве пошли из рук вон плохо. Выяснилось, что Жак не в состоянии выплачивать кредит за мельницу. Вначале мы сдали часть ее помещений в аренду, а потом продали всю мельницу молодой супружеской чете из города. Себе оставили только башню. За последние несколько лет новые владельцы превратили мельницу в деревенскую гостиницу. Судя по всему, она приносит им неплохой доход. Подозреваю, они ждут не дождутся, когда я наконец помру, чтобы оборудовать еще пару-тройку дополнительных номеров. Во дворе теперь стоят качели, огромный гриль и расставлена дачная мебель под зонтиками. Я слышала, они собираются устроить в поле за мельницей нечто вроде небольшого зоопарка и уже начали сооружать загоны для лам, кенгуру и страусов… Или для эму? Не помню точно…
Вы только представьте себе!
Экзотические животные в Живерни! На радость детишкам. И каждый, кто едет по шоссе Руа со стороны Вернона, будет на них натыкаться.
Ведьмину мельницу не объедешь.
Правда, никакой мельницы больше нет. Осталась только ведьма.
Эта ведьма — я.
Но ничего, не волнуйтесь, я здесь надолго не задержусь. Сегодня полнолуние, и ведьма воспользуется им, чтобы исчезнуть. Рано утром ее разбитое тело найдут под вишневым деревом. Тот, кто обнаружит ее первым, поднимет глаза к небесам и наверняка подумает, что она свалилась со своей метлы. Ничего удивительного. Это была очень старая ведьма.
Я в последний раз сжала в ладони шерсть Нептуна, шагнула в дверь, ведущую к башне, и быстро закрыла ее за собой. Потом начала быстро подниматься по ступенькам. Быстро, чтобы не слышать, как он воет.
ДЕНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ
26 мая 2010 года
(Мельница «Шеневьер»)
СЕРЕБРИСТЫЕ ЛЕНТЫ
84
Я распахнула окно. Времени было чуть за полночь. Мне казалось, что в темноте прыгать будет легче. Я тщательно, с маниакальной аккуратностью, прибралась в комнате. Как будто с течением лет заразилась от Жака его навязчивыми идеями. Положила на стол письмо с просьбой позаботиться о Нептуне. Хотела снять со стены свои «Черные кувшинки», но не хватило духу.
Я не строила себе никаких иллюзий. Сразу после моей смерти сюда, как стервятники, слетятся из долины Эра торговцы подержанными вещами и растащат мебель, посуду, безделушки. Возможно, кое-что появится потом на полках антикварной лавки на улице Бланш-Ошеде-Моне, в моей бывшей служебной квартире над школой… Но вряд ли кто-то из них заинтересуется моими «Черными кувшинками» — ну, висит на стене какая-то грязная мазня, и пусть себе висит. И никто не догадается, что под слоем черной краски скрывается совсем другая, наполненная ярким светом жизнь!
И картина отправится на помойку.
А старуха, слишком неосторожно высунувшаяся из окна, — в яму в земле, поближе к своему славному муженьку.
Старуха была злющая… Ни с кем не разговаривала, никогда не улыбалась, а если с ней здоровались, отвечала сквозь зубы. И никому даже в голову не придет, что под морщинистой кожей таилась девочка, наделенная, как говорили, большим талантом. Может быть, даже гением…
