Комиссар Лорантен изобразил невозмутимое смирение пенсионера, которому некуда девать время.
— Да, я все проверил. Во всех местах.
Пока что все его поиски Анриетты Бонавантюр — той самой загадочной дамы, что могла оказаться последней наследницей Клода Моне, — не дали ровным счетом ничего. Но это не слишком огорчало комиссара. Его сейчас интересовал другой след, на первый взгляд, не связанный с расследуемым делом. И он точно знал: надо лишь продержаться до той минуты, когда архивная барышня поймет, что, пререкаясь со стариканом, потеряет куда больше времени, чем если согласится выполнить его просьбу.
Его упорство себя оправдало. Не прошло и получаса, а комиссар Лорантен уже сидел за столом перед подшивкой еженедельника.
Это были номера «Вернонского республиканца».
Первым он открыл пожелтевший выпуск от субботы, 5 июня 1937 года. Ненадолго задержался на первой странице, посвященной как общенациональным, так и местным событиям. Прочитал страстную передовицу о разгорающемся в Европе пожаре. Муссолини торжественно объявил о заключении пакта с Гитлером; в Германии власти в массовом порядке конфискуют принадлежащее евреям имущество; в Каталонии франкисты нанесли поражение республиканцам… Под передовицей помещалась слегка размытая фотография платиновой блондинки с ярко накрашенными губами (на снимке они казались черными). Это была американская кинозвезда Джин Харлоу, скончавшаяся в возрасте 26 лет. В нижней части первой полосы шла местная информация: сообщения о предстоящем открытии аэровокзала Бурже, в сотне километров от Вернона, и о смерти испанского сельскохозяйственного рабочего, найденного рано утром с перерезанным горлом на барже «Фресине», стоящей на приколе в Пор-Вилье, почти напротив Живерни.
Комиссар Лорантен перевернул страницу. Статья, которая его интересовала, занимала целый подвал. «Несчастный случай в Живерни».
Анонимный журналист подробно описал обстоятельства трагической гибели одиннадцатилетнего мальчика по имени Альбер Розальба, произошедшей неподалеку от сада Моне и мельницы «Шеневьер». Мальчик утонул в ручье, делавшем здесь петлю. Жандармерия провела расследование и пришла к выводу, что имел место несчастный случай. Мальчик поскользнулся, упал и ушибся головой о прибрежный камень. От удара он потерял сознание и утонул в ручье, глубина которого у берега не достигала и 20 сантиметров. Плавать, кстати, он умел превосходно. Журналист не пожалел красок, описывая скорбь родителей и одноклассников Альбера. Он даже ввернул пару строк в рамках полемики по поводу усадьбы Клода Моне. «Сегодня, когда после смерти художника прошло уже больше десяти лет, не пора ли, — восклицал автор статьи, — перекрыть искусственное русло ручья и осушить пребывающий в запустении пруд с кувшинками?»
Под статьей помещалась фотография коротко стриженного мальчика в черной, застегнутой на все пуговицы школьной блузе. Он сидел за партой и улыбался. Послушный ребенок и прилежный ученик.
«Это он», — подумал комиссар Лорантен.
Из стоявшей в ногах сумки он достал другую фотографию, изображающую школьный двор. На стоящем посередине дереве — грифельная доска с надписью «Муниципальная школа Живерни. 1936/37 учебный год».
Фотографию с сайта старых друзей ему скачала Лилиан Лельевр, для чего ей понадобилось раза три кликнуть мышкой. Патрисия Морваль сказала по телефону правду. Лилиан, в свою очередь, подтвердила ее слова. На этом сайте можно найти людей, с которыми он не только учился в школе, но даже ходил в один детский сад, а став взрослым, вместе работал или служил в армии, или посещал одну спортивную секцию, или учился в музыкальной школе… Или в художественной школе.
«Все это какой-то сюр, поражался про себя комиссар Лорантен. Людям больше нет нужды о чем-то помнить. Прощай, Альцгеймер. Вся твоя жизнь заархивирована, классифицирована и выставлена на всеобщее обозрение. Ну, почти вся». Большая часть фотографий на сайте была примерно десятилетней давности, реже попадались снимки, сделанные двадцать или тридцать лет назад. Школьное фото 1936/37 года было, бесспорно, самым старым.
«Странно.
Можно подумать, Патрисия Морваль позвонила ему с единственной целью — добиться, чтобы он увидел эту фотографию». Комиссар Лорантен внимательнее вгляделся в снимок.
«Да, это он».
Фото из «Вернонского республиканца» неопровержимо свидетельствовало: это тот самый мальчик. На групповом снимке сидит в середине второго ряда.
Альбер Розальба.
На сайте никаких имен под фотографией не было. Наверное, на оригинале карточки они были. Ну, что же поделаешь… Лорантен закрыл «Вернонский республиканец» от 5 июня 1937 года и стал листать другие номера, обращая особое внимание на местные новости. В выпуске от 12 июня 1937 года упоминалось о том, что в Живерни, в церкви Святой Радегунды, состоялось отпевание Альбера Розальбы.
Заметка состояла из трех строчек.
Лорантен двигался дальше.
Номер от 15 августа 1937 года.
Вот оно. То, что он искал. Небольшая статья без всяких фотографий, но под красноречивым заголовком.
«СЕМЕЙСТВО РОЗАЛЬБА ПОКИДАЕТ ЖИВЕРНИ.
РОДИТЕЛИ ПОГИБШЕГО РЕБЕНКА НЕ ВЕРЯТ В НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ.
Гуго и Луиза Розальба, больше 15 лет проработавшие на Вернонском литейном заводе, приняли решение покинуть деревню Живерни. Напомним, что около двух месяцев назад у них в семье случилась страшная трагедия: единственный сын Альбер после неудачного падения на берегу Эпта — ручья, протекающего вдоль шоссе Руа, — утонул. Гибель ребенка вызвала споры среди членов муниципального совета относительно возможного осушения русла ручья и пруда в саду Моне. Отвечая на вопрос о причине своего отъезда, супруги Розальба сказали, что не могут продолжать жить в том месте, где расстался с жизнью их сын. Луиза Розальба добавила также, что лично ее подталкивает к отъезду молчание жителей деревни. По ее словам, мальчик никогда не гулял один. Нашему корреспонденту она повторила то же, что заявляла жандармам: „Альбер был на берегу ручья не один. В деревне есть свидетели того, как все это произошло. Есть люди, которым все известно“. „Версия несчастного случая, — добавила Луиза Розальба, — устраивает всех. Никто не хочет скандала в Живерни. Правда не нужна никому“.
Поразительное признание убитой горем матери. Пожелаем же супругам Розальба заново устроить свою жизнь вдали от тяжких воспоминаний».
Комиссар Лорантен несколько раз перечитал заметку. Закрыл газету. Пролистал оставшуюся часть подшивки «Вернонского республиканца» за 1937 год. Больше о «деле Розальба» не было напечатано ни строчки. Комиссар долго сидел неподвижно. В какой-то момент у него мелькнула странная мысль: а что он, собственно говоря, здесь делает. Неужели его жизнь настолько пуста, что он готов тратить часы и дни на преследование случайной химеры? Он окинул взглядом зал. Любители старины сидели, склонившись над пожелтевшими подшивками. Каждый что-то ищет… Комиссар взял ручку и написал в блокноте: «2010–1937 = 73».
