Лувель между тем вытряхивал песок уже из третьей пластиковой бутылки. На деле оказалось, что мусора на дне «главной водной артерии французского импрессионизма» хватает. Геолог рассматривал каждый поднятый предмет с чисто научной беспристрастностью и всякий раз приходил к одному и тому же выводу: нет, представленный объект не настолько стар, чтобы застать в живых Клода Моне, и не имеет никакого отношения к трупу Жерома Морваля.
Сильвио снова посмотрел на Серенака. Никто не скажет, что он не пытался убедить патрона. Тот вроде бы со всем соглашался и даже обсуждал с ним информацию из всех трех колонок таблицы. Но упорно не желал прислушиваться к тому, что противоречило его интуиции. А интуиция твердила ему, что все крутится вокруг Стефани Дюпен. Что учительнице угрожает опасность. И у этой опасности есть имя — Жак Дюпен. Сильвио честно старался быть объективным. Но, по его мнению, Стефани Дюпен с равным успехом могла претендовать как на роль потенциальной жертвы, так и на роль главной подозреваемой. Он сказал об этом Серенаку, но тот, упрямая ослиная голова, просто от него отмахнулся. Ему важны не факты, а внутреннее чутье. Что тут поделаешь?
За прошедшую ночь Сильвио о многом передумал. Он признался себе: Серенак нравится ему не меньше, чем он понравился Беатрис. Вот ведь парадокс! Они такие разные, но работать с ним — одно удовольствие. Наверное, они друг друга дополняют. Вместе с тем у него зародилось предчувствие, что надолго Серенак в Вернонском комиссариате не задержится. Его опять куда-нибудь переведут. Здесь, на севере, не принято доверять интуиции. Особенно если интуиция основана не на том, что у тебя в голове, а на том, что в шта…
— Что-то нашел!
Это крикнул Лувель. Его моментально окружили остальные.
Лувель погрузил в песок обе руки и извлек на свет какой-то прямоугольный предмет. Геолог подставил под предмет пластиковый ящик, в который стряхивали песок. Постепенно всем стало ясно, что за предмет держит в руках Лувель.
Его находка оказалась ящиком для красок.
Сильвио вздохнул. Опять мимо. Наверное, кто-то из художников выбросил. Во всяком случае, точно не Морваль. Тот собирал картины, но сам их не писал.
Лувель аккуратно поставил находку на берег. Геолог просеивал осыпавшийся с ящика песок через решето.
— Сколько она там провалялась? — спросил агент Мори.
Геолог сверился со своими приборами.
— Не больше десяти дней, — ответил он. — Ящик бросили в реку не позднее вчерашнего дня и не раньше того дня, когда был убит Морваль. Семнадцатого мая шел дождь. Аллювиальные отложения, принесенные дождем, имеют свои отличительные особенности. После семнадцатого дождей больше не было. Для надежности накинем пять дней «до» и пять «после».
Сильвио приблизился к берегу. Теперь и он заинтересовался находкой. Значит, ящик пролежал на дне реки не больше десяти дней… То есть его могли кинуть в воду как раз в день убийства. С другой стороны к ящику подошел Серенак. Оба смотрели на него с расстояния не больше метра.
— Давай, Сильвио, — сказал Серенак. — Эта честь должна принадлежать тебе. Ты ее заслужил. Так что вперед, открывай! — Он подмигнул заместителю. — Только чур добычу делим на пятерых!
— Как у пиратов?
— За что тебя люблю, так это за понятливость…
Людовик Мори встал у них за спинами. Инспектор Бенавидиш не заставил просить себя дважды и поднес ящик к глазам, чтобы лучше рассмотреть. Старое дерево, покрытое лаком… Несмотря на многодневное пребывание в воде, ящик хорошо сохранился. Только металлические петли слегка проржавели. Сильвио пригляделся к полустершейся фирменной марке — под фигуркой крылатого дракона красовалась надпись заглавными буквами: «Winsor & Newton». Чуть ниже и помельче значилось: «The World’s Finest Artists’ Materials». Даже не разбираясь в подобного рода вещах, Бенавидиш уверенно предположил, что ящик — старинный, американский и дорогой. Не какая-нибудь грошовая подделка.
— Ну что, открываешь или нет? — нетерпеливо произнес Серенак. — Надо же нам узнать, что мы нашли. Золотые монеты? Драгоценности? Карту острова сокровищ?
Людовик Мори расхохотался. То ли ему понравилась шутка патрона, то ли, напротив, он счел ее дурацкой. Сильвио по-прежнему не спеша приподнял крышку. Несмотря на покрывшую петли ржавчину, ящик открылся легко, как новенький. Сильвио ожидал увидеть внутри кисти, тюбики краски, палитру, губку — одним словом, обычные причиндалы художника.
«Господи!»
Инспектор Бенавидиш едва не выронил ящик назад в ручей. «Господи!» В голове у него помутилось. А что, если он с самого начала ошибался? Что, если прав как раз Серенак?
Он покрепче сжал пальцами деревянный ящик и крикнул:
— Господи, патрон, идите сюда! Скорее!
Серенак приблизился на шаг, за ним — Мори и Лувель. Изумление инспектора Бенавидиша заинтриговало всех. Сильвио поднес к ним открытый ящик. Полицейские уставились на находку с опасливым почтением, как православные паломники на византийскую икону.
На светлой древесине крышки красовалась вырезанная ножом надпись: «Она моя. Здесь, сейчас и навсегда».
Фраза заканчивалась двумя перекрещенными черточками. Крест. Знак смертельной угрозы.
— Блин! — воскликнул инспектор Серенак. — Кто-то зашвырнул этот ящик в реку меньше десяти дней назад. Может быть даже, в день убийства Морваля!
Он утер рукавом выступившие на лбу капли пота.
— Сильвио, — обратился он к помощнику. — Быстро найди эксперта-графолога. Сравните почерк надписи с почерками всех жителей деревни. Первым в списке пойдет Жак Дюпен.
Серенак посмотрел на часы. 11:30.
— Графолог мне нужен сегодня. Результаты — тоже.
Он долгим взглядом посмотрел на расположенную прямо напротив портомойню, затем повернулся к окружавшим его четырем мужчинам и с искренней улыбкой произнес:
— Отличная работа, парни! Заканчиваем осмотр дна и убираемся отсюда. Полагаю, самую крупную рыбу мы уже выудили.
Серенак показал агенту Мори поднятый большой палец.
— Это была гениальная идея, Людо! Наконец-то у нас появилась реальная улика.
Мори улыбался во весь рот — ни дать ни взять школьник, получивший пятерку. Сильвио Бенавидиш по привычке не спешил разделить всеобщий энтузиазм. Разумеется, патрон прочитал надпись — «Она моя. Здесь, сейчас и навсегда» — по-своему. Для него под словом «она» подразумевается одна-единственная женщина, а угроза этой женщине исходит от ее ревнивого мужа. Иначе говоря, от Жака Дюпена. Но ведь «она» может означать кого или что угодно. И не обязательно женщину! Например, одиннадцатилетнюю девочку. Или любой предмет женского рода. Скажем, картину…
Полицейские продолжили методичный осмотр речного дна, но уже без первоначального пыла. Да и шарили они теперь по большей части впустую. Солнце тем временем зашло за донжон мельницы «Шеневьер», тень которого упала на место преступления. Пора было завершать операцию. Сильвио Бенавидиш напоследок поднял глаза к верхнему этажу башни. Он мог бы поклясться, что видел, как за окном шевельнулась занавеска. Но секундой позже он выбросил эту мысль из головы. Ему хватало и других забот.
