— Темное.
Сильвио снова исчез в глубине дома. Беатрис опять склонилась к фотографиям.
— Это кто? Учительница?
— Да.
— Понимаю вас, инспектор. Она действительно… как бы это сказать… хорошенькая. Неотразимая. Как будто сошла с романтической картины. Или как будто специально позирует.
Лоренс даже вздрогнул от неожиданности. Как странно. Во время встречи с учительницей ему пришла в голову та же мысль. Беатрис внимательно рассматривала остальные снимки. Она отбросила назад спадающие на лоб волосы и слегка нахмурила брови.
— Инспектор! Хотите, я вам помогу?
— С расследованием?
— Да. На этих фотографиях есть деталь, которая прямо-таки бросается в глаза. Во всяком случае, в глаза женщине.
19
Стефани Дюпен стояла возле круглого окна и глядела на улицу, по которой передвигались мокрые жители Живерни. На ней все еще было облегающее черное платье. Через несколько минут она отошла от окна примерно на метр и сняла платье. Полураздетый Жак лежал в постели на боку. Он поднял глаза от бюллетеня по продаже недвижимости в округе Анделис. Комната располагалась в мансарде. Через середину потолка тянулась дубовая балка, с которой свисала лампочка под абажуром, заливавшая комнату рассеянным светом.
Кожа Стефани приобрела под ней оттенок красного дерева. Женщина снова приблизилась к окну и стала смотреть на вечернюю улицу — площадь возле мэрии, тополя, школьный двор.
«Что ты встала у самого окна, — подумал Жак, — тебя же с улицы видно!» Но вслух он ничего не сказал. Стефани буквально прилипла к окну. На ней был только лифчик, черные трусы и серые чулки.
— Почему на похоронах все время идет дождь? — чуть слышно прошептала она.
Жак отложил журнал в сторону.
— Не знаю. В Живерни часто идут дожди, Стефани. В том числе во время похорон. Просто про дождь на похоронах люди дольше помнят.
Он уставился на нее пристальным взглядом.
— Ты ложишься?
Она ничего не ответила, но медленно отошла от окна. Развернулась в три четверти оборота и поймала свое отражение в круглом окне.
— Я потолстела, тебе не кажется?
Жак улыбнулся:
— Смеешься, что ли? Ты…
Он замялся, подыскивая слово, способное передать то, что он чувствовал, глядя на ее длинные волосы, гибкую спину цвета меда и изгибы ее тела.
— Ты… Настоящая мадонна.
Стефани улыбнулась. Завела руки за спину и расстегнула лифчик.
— Нет, Жак. Мадонна красива потому, что у нее есть ребенок.
Она повесила деталь туалета на плечики, висевшие на вбитом в балку гвозде. Повернулась и, не глядя на Жака, села на край кровати и принялась медленно снимать чулки. Жак вытянул из-под одеяла руку и положил ее на плоский живот жены. Чем ниже она наклонялась, снимая чулок, тем ближе к его руке была ее обнаженная грудь.
— Кому ты хочешь понравиться, Стефани?
— Никому. Почему я должна кому-то нравиться?
— Мне, Стефани. Ты должна нравиться мне.
Стефани ничего не ответила. Молча легла и накрылась одеялом.
— А мне не понравилось, — после некоторого колебания сказал Жак, — как на тебя пялился этот полицейский. На похоронах Морваля. Очень не понравилось.
— Не начинай. Хватит уже.
Она повернулась к нему спиной. Жак слышал ее ровное дыхание.
— Завтра Филипп и Титу зовут меня на охоту. На плато Мадри. Ближе к вечеру. Ты не возражаешь?
— Нет. С чего бы я стала возражать?
— Точно? Если скажешь, я останусь.
Ровное дыхание. Вот и все, что у него есть — спина жены и ее дыхание.
Это невыносимо.
Он положил журнал в изножье постели. Чуть помолчав, спросил:
— Ты не будешь читать?
Стефани покосилась на ночной столик. На нем лежала одна-единственная книга. «Орельен» Луи Арагона.
— Нет, не буду. Можешь выключать.
В комнате стало темно. Черные трусы упали на пол.
Стефани повернулась к мужу.
— Сделай мне ребенка, Жак. Умоляю тебя.
20
Инспектор Серенак во все глаза смотрел на Беатрис, силясь разгадать, что прячется за ее насмешливой улыбкой. Веранда словно превратилась в допросную. Жена Сильвио Бенавидиша зябко куталась в шаль.
— Беатрис! Так что за деталь бросилась вам в глаза?
— Она касается вашей учительницы. Кстати, как ее зовут?
— Стефани. Стефани Дюпен.
— Ах да, Стефани. Красивая девушка. По словам Сильвио, она разбила вам сердце.
Серенак нахмурил брови.
— Так вот. Руку даю на отсечение, что она никогда не крутила любовь с этим типом. С Жеромом Морвалем.
Беатрис еще раз внимательно пересмотрела все пять фотографий.
— Поверьте мне, она — единственная из пяти женщин, кто никогда не вступал с ним в физический контакт.
— Что заставляет вас так думать? — спросил Серенак, пытаясь в свою очередь изобразить загадочную улыбку.
Ее ответ прозвучал хлестко и категорично:
— Он не в ее вкусе.
— Вот как? А кто же в ее вкусе?
— Вы.
Беременные женщины отличаются редкой прямотой.
Вернулся Сильвио — с бутылкой «Гиннеса» и большим фирменным бокалом — и поставил то и другое перед начальником.
— А можно я здесь посижу, пока вы будете работать? — спросила Беатрис.
В глазах Сильвио мелькнул испуг. Лоренс сдул с пива шапку пены и проворчал:
— Какая разница, если он все равно все вам потом выболтает?
Бенавидиш воздержался от комментариев. Серенак ткнул пальцем в одну из фотографий.
— Ладно, я начинаю, — объявил он.
Беатрис и Сильвио наклонили головы, разглядывая снимок. Тот, на котором Жером Морваль взасос целовал сидящую за заваленным бумагами письменным столом девушку.
— С точки зрения следствия, фото не представляет большого интереса. Снято в кабинете Жерома Морваля. Девушку зовут Фабиенна Гонкальв. Одна из его секретарш. Молодая и распутная. Их тех, что под деловым костюмом носят кружевные трусы…
Сильвио осторожно положил руку на плечо Беатрис, которой происходящее явно доставляло бездну удовольствия.
— Если верить подруге секретарши, сцена могла иметь место пять лет назад. Фабиенна тогда была не замужем. Не то что сейчас…
— На убийство из ревности точно не тянет, — сказал Сильвио и перевернул фотографию. — А что насчет кода? Двадцать три — ноль два?
