— Всего? Семнадцать! — с гордостью доложил Сильвио. — Вы абсолютно правы, я их коллекционирую. Вернее, мы вместе с отцом коллекционируем.
Темнота скрыла от Сильвио изумление на лице начальника.
— Сильвио, ты что, издеваешься? — наконец добравшись до веранды, сварливым голосом спросил Серенак.
— Нет, с чего вы взяли?
— Ты что, серьезно коллекционируешь грили?
— А что такого? Вы днем на них посмотрите! Кстати, в мире существует несколько тысяч фугикарнофилов.
Серенак яростно растирал ушибленное колено.
— Фуги… хренофил, или как его там, это, как я понимаю, тот, кто коллекционирует грили?
— Ну да. Не уверен, что это слово включено в словари. Я, конечно, просто любитель, но вот в Аргентине есть мужик, так у него три сотни грилей из ста сорока трех стран мира! А самый древний экспонат датирован тысяча двухсотым годом до нашей эры!
Инспектор оставил колено и принялся массировать локти.
— Что-то мне подсказывает, что ты надо мной все-таки издеваешься.
— Патрон! Вы ведь со мной уже достаточно хорошо знакомы… Разве я способен такое выдумать? Понимаете, с тех пор как люди укротили огонь, они едят жареное мясо. Вы себе даже не представляете, до чего это интересная тема. Во всей истории человечества нет более древней и более универсальной технологии приготовления пищи…
— И поэтому ты поставил у себя в саду аж семнадцать штук этой фигни. Круто. Хотя ты прав: лучше грили, чем садовые гномы.
— Ну конечно! И красиво, и оригинально! И полезно — когда приглашаешь гостей.
Серенак пятерней взлохматил себе волосы.
— Точно. Меня перевели в край, населенный психами.
Сильвио улыбнулся.
— Это еще что. В следующий раз я расскажу вам про окситанские традиции. Вы узнаете, чем катарские грили отличаются от севенольских.
Он поднялся на три ступеньки крыльца.
— Прошу, патрон! Вы меня легко нашли?
— Если не считать последних двадцати метров, то да. Вообще-то, если забыть про грили, у вас тут красота. Мельницы, деревенские домики…
— Мне тоже нравится. Особенно вид с веранды.
Инспектор Серенак тоже поднялся по трем ступенькам.
— Сейчас-то темно, ничего не видно, — объяснил Сильвио. — Но днем тут классно. Хотя, если честно, патрон, Кошерель — странное местечко.
— Что, еще более странное, чем клуб фугикопрофилов? Ты должен мне об этом рассказать.
— Фугикарнофилов. Но это к делу не относится. Здесь народу перемерло — не счесть. Во время Столетней войны вон на тех холмах, прямо напротив, разыгралась жутко кровавая битва. Тысячи погибших. Во Вторую мировую — то же самое. Но самое интересное даже не это. Знаете, кто похоронен на нашем церковном кладбище?
— Неужели Жанна д'Арк?
Бенавидиш улыбнулся.
— Аристид Бриан!
— Да ну?
— Спорим, вы даже не знаете, кто это такой?
— Прекрасно знаю. Певец.
— Нет-нет, певец — это Аристил Брюан. Вечно все их путают. Аристид Бриан был политическим деятелем. Пацифистом. Он единственный француз, удостоенный Нобелевской премии мира.
— Сильвио, ты неподражаем! Я готов поступить к тебе в ученики по части истории Нормандии.
Серенак осматривал фахверковую стену дома.
— Должен сказать, что для простого инспектора полиции с его нищенской зарплатой у тебя шикарное жилье.
Сильвио выпятил грудь, явно польщенный комплиментом. Подняв глаза, он молча указал на потолок веранды, опиравшийся на конструкцию из натурального бруса. Между балками была натянута металлическая проволока, по которой со временем будет карабкаться высаженный в метре от веранды дикий виноград.
— Знаете, патрон, когда я пять лет назад купил этот дом, он был настоящей развалюхой. Вот с тех пор и вожусь с ним.
— И что же ты сделал собственными руками?
— Да все.
— Как — все? Не может быть!
— Может-может. Португальские гены, даже если работаешь в полиции, дают себя знать.
Серенак расхохотался и снял кожаную куртку.
— Патрон, да вы насквозь промокли!
— Нормандские похороны, чтоб их!
— Так заходите, обсушитесь.
Мужчины вошли на веранду. Лоренс повесил куртку на спинку пластикового стула, который тут же опасно зашатался. Инспектор сел на соседний стул.
— Конечно, пластиковый гарнитур — это не фонтан, но… Мне он от одного родственника достался, ну, я и взял. Антикварной мебелью обзаведусь попозже, когда стану комиссаром. — Сильвио улыбнулся и тоже сел. — Так что там было на похоронах?
— Ничего особенного. Дождь хлестал. Народу тьма собралось. Вся деревня явилась, стар и млад. Я попросил Мори пофотографировать — посмотрим, что нам это даст. Зря ты не пошел, Сильвио. Много интересного пропустил. Гранитную кувшинку не видел, три корзины цветов и даже епископа из Эврё. При этом, заметь, ни один человек не пришел в сапогах. Не тот уровень!
— Кстати, о сапогах. Я виделся в комиссариате с Лувелем. Он все организовал. Завтра получим первые результаты.
— Хорошо. Надеюсь, это поможет нам укоротить список подозреваемых, — сказал Серенак, потирая руки, словно хотел согреться. — У этих бесконечных похорон есть и еще одно бесспорное преимущество. Благодаря им я могу работать сверхурочно дома у своего лучшего зама.
— Тем более что он у вас всего один! Простите, патрон, что заставил тащиться ко мне, но я побаиваюсь по вечерам оставлять Беатрис одну.
— Понимаю, понимаю. Ладно, чтобы покончить с этими чертовыми похоронами… Патрисия, то есть вдовушка, безутешно рыдала с первой до последней минуты. Если она притворяется, то ей надо сниматься в кино — премия за лучшую женскую роль на любом фестивале обеспечена. Зато ни одна из любовниц Морваля не пришла его оплакать…
— Кроме школьной учительницы. Стефани Дюпен.
— Это что, юмор такой?
— Простите, вырвалось.
Бенавидиш опустил глаза и чуть заметно улыбнулся:
— Я уже понял, что на эту тему с вами лучше не заговаривать.
— Н-да, я смотрю, дома мой лучший зам себе позволяет!.. Ладно, Сильвио, ничего от тебя не скрою. Стефани Дюпен присутствовала на похоронах. И была прекрасна как никогда, несмотря на проливной дождь. Но! Она ни на шаг не отходила от своего ревнивца-мужа.
— Вы с ней все-таки поосторожней, патрон.
— Спасибо за совет, но я уже большой мальчик.
— Я от чистого сердца.
— Я тоже.
Слова помощника все же немного смутили Лоренса Серенака, который отвел взгляд и принялся рассматривать веранду. Безукоризненно ровные кирпичные стены, идеально отполированные балки, добела выскобленная каменная плитка на полу.
