Выбрав уже в который раз длинный маршрут, Андрюс отправился в свое маленькое ежедневное путешествие. Поезд метро останавливался каждую минуту – полторы. И на каждой платформе сидели или лежали бездомные. Они, наверное, и жили на этих станциях метро. Их никто не прогонял, никто не трогал. И никто с ними не разговаривал.
Андрюс вспомнил шотландского фермера. Интересно, а где он обитал до больницы?
Мысли о бездомных исчезли сами собой, как только поезд метро выехал на мост Бир-Хакейм. В вагоне стало удивительно светло. Солнце старалось. Проехала мимо Эйфелева башня и спряталась за жилыми крышами парижских домов. И взгляд Андрюса опустился вниз, на наземную жизнь бульвара, на его немногочисленных в это время суток прохожих.
В кафе он оказался первым среди своих коллег по клоунскому цеху. На стене как обычно беззвучно работал телевизор, но этим утром он вместо привычного футбола показывал соревнования по прыжкам с трамплина. И этим утром его смотрели благодарные зрители, специально развернувшись за столом к экрану: двое мужчин и три женщины. Французы из провинции. Рядом со столом вертикальный чемодан на колесиках с ручкой, украшенной бумажным хвостом багажной бирки, доказывающей, что этот чемодан совсем недавно летал на самолете. Мужчины пили пиво, женщины – лимонад зеленого цвета. Они просто убивали время или кого-то ждали. Сидели за спиной Андрюса.
Столик Сесиль был опять заботливо «зарезервирован» барменом. Сам бармен негромко болтал с парнем, пившим кофе у стойки. Маленький микромир парижского кафе можно было легко разделить на отдельные микромиры. И сам Андрюс вдруг почувствовал себя тоже отдельным микромиром, связанным со множеством других микроскопических вселенных, видимых и невидимых. В одной из таких микровселенных полусидит или лежит на своей металлической кровати мальчик Поль из Камеруна. В другой существует доктор, бесплатно наложивший гипс на ногу Андрюса и зарегистрировавший его в больнице бездомным.
Андрюс опустил взгляд на гипс и чуть наклонился к ноге. Рядом гулко упал алюминиевый костыль, и компания, следившая за прыжками с трамплина, обернулась на шум.
Нога не болела. Надо бы пойти и снять этот гипс!
Мысли Андрюса прервал своим появлением бармен. Он поставил на стол перед ним чашечку кофе. Улыбнулся и отошел.
«Я же еще не заказывал, – подумал Андрюс. – Но все равно бы заказал. Он знает!»
Андрюс надел клоунский носик и сделал глоток.
Этой чашечки ему легко хватит на час, но остывший кофе не приносит никакой радости. Бармен – нормальный мужик. Не выгонит его отсюда даже если перед ним два часа будет стоять пустая чашка!
В кафе заглянул серый пудель на поводке. За ним следом вошла и старушка в клетчатом шерстяном зеленом пальто, очень напоминавшим своим узором одеяло. Показалось, что именно пудель затянул свою пожилую хозяйку внутрь. Она заговорила о чем-то с барменом. В какой-то момент наблюдавший за происходящим у барной стойки Андрюс поймал на себе их взгляды. Словно они говорили именно о нем. Старушка вдруг прошла мимо стола, за которым обычно сидели албанцы, и остановилась, с сомнением глядя на алюминиевый костыль, подмышечную подушку которого Андрюс прижимал телом к спинке стула. Она заговорила с ним по-французски, но тут же замолкла, услышав от Андрюса его традиционное «Pas Français». Замолкла, но осталась на месте. Андрюсу стало как-то неудобно. Ведь на самом деле эта его заученная фраза уже не соответствовала действительности. Многие часто слышанные слова и фразы он не только уже понимал, но и мог повторить. Вот и сейчас она что-то сказала про свой дом, «la maison». И сказала «pouvez-vous», что означает «можете ли вы». Но все равно отдельные знакомые слова не помогали понять причину обращения к нему этой пожилой парижанки.
Однако она явно не унывала. Она вдруг перешла на язык жестов, и Андрюс понял, что старушка его куда-то зовет. «Может, в госпиталь? К одной из своих заболевших подруг?» – подумал он и поднялся на ноги. Вышел за ней следом из кафе. Но она повела его не к переходу через улицу, а налево, вдоль улицы. Потом они повернули еще раз налево и, набрав код, старушка открыла перед ним двери парадного. Старенький шкафчик-лифт с зеркалом поднял их втроем с серым пуделем на шестой этаж.
Старушка жила в мансардной квартирке. Андрюс остановился на пороге, не зная, снимать ли ботинки. Но она, сама не разуваясь и не снимая пальто, оглянулась и кивком головы позвала идти за ней.
Маленькая комнатушка со скошенным со стороны окна потолком встретила Андрюса непривычным пряным запахом и странной, словно из прошлого века вытащенной цветовой палитрой обоев. На бежевых бумажных обоях, отклеившихся в нескольких местах сверху у линии стыка с потолком, слоновьи головы с поднятыми кверху хоботами чередовались с головой африканца в пробковой шляпе с натянутым под подбородком ремешком. Слоновьи головы и пробковые шляпы были цвета айвори – слоновой кости. Непривычное сочетание бежевого, черного и айвори расширяло пространство этой комнатушки, оно будто отодвигалось от смотрящего.
Обоями были заклеены даже стены мансардного алькова с окном – единственного места, где потолок не опускался к краю крыши и откуда можно было смотреть вниз на улицу не пригибаясь. Круглый столик, покрытый белой кружевной скатеркой, почти полностью занимавший эту нишу, говорил о том, что хозяйка квартиры вряд ли смотрела из окна вниз. Нет, она, судя по всему, любит сидеть за этим столом на венском стульчике, на лакированном фанерном сиденье которого лежала подушечка – тоже цвета айвори. А сидя, она могла видеть в окне только такое же мансардное окно дома напротив.
– Monsieur, monsieur! – отвлек Андрюса от оконного алькова голос хозяйки. – Ici!
[30]
Он оглянулся. Старушка стояла перед платяным шкафом цвета вишни, тоже выходцем из прошлого, а может быть, даже из позапрошлого века. На шкафу сверху лежал чемодан, покрытый пылью.
Хозяйка пуделя жестом попросила снять его. Андрюс вздохнул. Казалось бы, не могло оказаться сейчас для него более неуместной и несвоевременной просьбы, чем эта. Разве бармен, явно отправивший старушку к нему, не видел гипс и костыль?
Но мысли мыслями, а взгляд Андрюса прошелся снова по комнате в поисках предмета, с помощью которого можно было бы стащить сверху чемодан. Шкаф был слишком высок, чтобы справиться без подставки или стула. Венский стульчик у круглого столика в оконном алькове выглядел слишком хрупким.
Андрюс показал старушке – тоже жестом, – что ему нужно на что-то встать. Она принесла кухонную табуретку и еще одну мини-табуреточку высотой сантиметров в двадцать, больше похожую на приставной порожек или ступеньку.
Чемодан оказался легким. Старушка, раскрыв его замочек маленьким ключиком, вытащила наружу пухлую папку с красными истрепанными тесемочками.
– Сertificat de naissance
[31], – объяснила она. После этого снова закрыла чемодан на ключик и взглядом попросила гостя вернуть его на место.
