Как завороженный следил за ними, устроившись на скамейке напротив, Кукутис. И когда они уже поднялись, чтобы уйти, вскочил он, подошел к ним быстро и неуклюже, так неуклюже, что они уставились на него с сочувственной улыбкой.
– Это вы в Германии сделали? – спросил Кукутис, кивая на полированную ногу, из-под штанины выглядывающую.
– Нет, что вы! Такие только в Литве делают! – ответил тот приветливо.
– А где в Литве?
– В Пиенагалисе, в мебельной мастерской у Витаса.
– Пиенагалис, – повторил Кукутис, запоминая название.
А мужчина с красивой ногой подумал, что солдату одноногому это название ничего не говорит.
– Возле Аникщяя, неподалеку от Утены, – подсказал он. – Только штука эта дорогая! За такие деньги и скрипку купить можно!
– Скрипку? – удивился Кукутис. – Скрипка – это для тех, кто любит играть, а я люблю ходить!
И отправился молодой и одноногий Кукутис из Меммеля через Ковно и Вильно в сторону Утены. Где пешком шел, где на подводе подвозили, где на дрезине под управлением двух молодых и цельноногих работников железной дороги, спасенных своей профессией или особым случаем от мобилизации на Первую мировую бойню. Добрался меньше чем за месяц и за время это так к своей подпорке деревянной привык, что даже иногда замечать ее перестал. Однако когда до Пиенагалиса дошел, и старик, встретившийся ему на тропинке среди трех невысоких холмов, украшенных соснами и кладбищенскими крестами, хутор Витаса у самой опушки леса показал, снова стал Кукутис плохо о своей подпорке думать. Стал натертости да мозоли на своей бедной культе подсчитывать, думая, что сам в этом виноват тем, что портянку уплотняющую плохо на культю наматывал и ступал оторванной ногой иногда слишком резко потому, что спешил временную подпорку на такую деревянную ногу поменять, которая как скрипка стоит и как скрипка красивая!
Витас – молодой, крепкий, с цепким, точным, как артиллерийский дальномер, взглядом – встретил его настороженно. Но как только разговорились они на дворе между домом и большим амбаром, так сразу Витас сначала гостя в дом на чай пригласил, а потом и в амбар, где его мебельная мастерская располагалась и где вообще никакого сельского инструмента Кукутис не увидел – только столярный. Показал стулья своей работы, буфет, а потом в отдельный чуланчик завел, где на верстаке в тисках с резиновыми «губами» недоделанная деревянная нога зажата была.
– Я ее знакомому торговцу из Аникщяя делал, да он за ней не дошел. Умер. Росту в нем было столько же, сколько и в тебе, – сказал Витас Кукутису, обмеряв его взглядом от пола до макушки. – Может, и подойдет! Тем более, что оплачена уже!
Гарантии дам тебе год, ну и мелкие поломки, если рядом будешь жить, всегда за так починю! – добавил хозяин мастерской после короткого раздумья.
У Кукутиса от щедрости Витаса дух захватило. Стал он жадно воздух в амбаре вдыхать, а воздух там все равно сельский, амбарный, колючий из-за соломенной пыли. Закашлялся он, согнулся в три погибели. На пол деревянный, весь в опилках, уставился. Уже и кашлять перестал, а выпрямиться стыдился. Слишком свой кашель Кукутису некрасивым показался. Но выпрямился в конце концов.
– Я так благодарен, так благодарен, – заговорил он, судорожно подыскивая, как бы дальше свою благодарность Витасу выразить. – Так благодарен, что если у вас дочь родится и, не дай Бог, никто ее замуж взять не захочет, то я возьму! Ни на что не посмотрю!..
– Сын у меня, – ответил ему удивленный Витас. – Два месяца ему. Жена готовое трюмо на подводе в Аникщяй заказчику повезла. Взяла его с собой, чтобы кормить в дороге.
– Ну слава Богу, – выдохнул Кукутис, уже жалевший, что про дочку сказал. Посмотрел на Витаса виновато. – Контузия у меня была. Иногда говорю, а сам не понимаю, что говорю! Ну просто как политик!
Усмехнулся Витас.
– Я тебе тут, в амбаре постелю. Тут пока не холодно. Поживешь, пока ногу закончу. Денька два, да потом еще два, пока лак подсохнет. А сам откуда?
– Из Жемайтии.
– О, так далеко мои ноги еще не доходили! – улыбнулся Витас.
– Доходили, доходили, – не согласился с хозяином хутора Кукутис. – Я вашу ногу в Восточной Пруссии увидел, в Меммеле! У одного важного господина под штаниной. Он на скамейке сидел.
– Да? – удивился Витас. – Это хорошо! Но давай сначала тебе угол для ночлега выберем! А раскладушка военная у меня есть, ею со мной крестьянин с соседнего хутора за три табурета расплатился!
– Может, все-таки, покушаете? – раздался над головой женский голос, говоривший по-немецки. – Уже три часа чай пьете на пустой желудок. Если денег нет, я вам могу гороховый суп даром дать!
Вздрогнул Кукутис, поднял головой. Понял, что он все в том же кафе сидит, и та же девушка, что чай приносила, стоит рядом, и чайник уже снова пустой.
– Да, конечно, супа горохового было бы неплохо, – просительно произнес.
«Господи, куда это меня мысли затащили! – поразился сам себе. – На самое дно моей памяти! А начиналось-то как легко – с будильника, со времени!»
Достал из кармана пальто карманные часы на цепочке, которая ни к чему прицеплена не была, а просто так, для красоты болталась. Открыл крышку, стекло циферблата от царапин защищающую, посмотрел на выгравированную по-немецки надпись «Возвращайся с победой!», потом на время.
«Вот доем суп и пойду уже!» – решил и посмотрел нетерпеливо в сторону буфетной стойки кафе, за которой девушка ему в глиняную миску гороховый суп наливала.
Глава 53. Париж
– Дай посмотреть, – попросил Поль, глядя на алюминиевый костыль Андрюса.
С лица мальчишки не сходила радостная улыбка, появившаяся минут десять назад, как только Андрюс вошел к нему в палату.
Андрюс, сидевший на стульчике рядом с кроватью, поднял легкий костыль и протянул Полю. Ожидающе посмотрел на его руки, накрытые пледом. Вздрогнул, вспомнив эти руки, зафиксированные на животе блестящими металлическими конструкциями. Поднялся со стула, поднес костыль поближе к глазам мальчика. Поль даже попытался наклониться чуть вперед, но, видимо, его поза – полусидя с двумя подпирающими подушками за спиной, – не позволила ему этого сделать.
– Это алюминий? – спросил он.
Андрюс кивнул.
– У нас в Камеруне алюминия много! Мы его экспортируем. Может быть, этот костыль тоже из камерунского алюминия!
– Да? – удивился Андрюс.
– Да! Франция у нас алюминий покупает. И Италия тоже! – в голосе Поля зазвучала гордость за свою страну. – А ты что, тоже думаешь – мы только бананы экспортируем?
– Почему тоже?
– Ну, тут, в Европе, все думают, что Африка – это только бананы!
