Глава 36. Сейнт Джорджез Хиллз. Графство Суррей
Солнце несколько раз сменялось дождем, а дождь снова и снова уступал небо солнцу. Стаи рваных туч чередовались со стаями пушистых безвредных облаков. И самым удивительным Клаудиюсу казалось то, что день за днем эти стаи летели в одном и том же направлении, пересекая их с Ингридой небо. Летели в сторону Лондона, а потом наверняка дальше, за Ламанш. Может быть, даже в Литву. Хотя европейский прогноз погоды, за которым по утрам следил Клаудиюс по телевизору, неизменно сообщал, что «Прибалтийские страны» надежно скованы морозом и плотно покрыты зимним снегом. Один раз, но уже не по ББС, а по Евроньюз, он увидел в сводке погоды заснеженный Вильнюс. Показали утреннюю Ратушную площадь, немногочисленных тепло одетых прохожих, медленно едущие мимо гостиницы «Астория» машины, некоторые с основательными «шапками» снега на крышах. Показалось, что Литва где-то совершенно рядом. Стоит только выехать из ворот усадьбы и свернуть направо. Где-то там!
Клаудиюс задумался: откуда возник этот мысленный поворот «направо»?! Впрочем, вполне логично, ведь именно туда летели тучи и облака, туда, на Лондон и дальше.
Около одиннадцати позвонил Ахмед. Попросил Клаудиюса никуда не уходить.
Час спустя к воротам подъехал мебельный фургон, а за ним следом «Морис Майнор Тревел» самого пакистанца.
– Господин Кравец заказал новую мебель для зала, – сообщил он Клаудиюсу, открывая для фургона ворота. – Нужна будет ваша помощь!
– И Ингриды? – спросил Клаудиюс.
Ахмед отрицательно мотнул головой.
Фургон проехал на территорию и остановился у парадного входа в особняк.
Водитель и грузчик – оба чернокожие и крепко сбитые – распахнули задние дверцы кузова-контейнера и забрались внутрь. Ахмед жестом подозвал Клаудиюса.
Они вдвоем приняли с борта что-то неожиданно тяжелое, замотанное в многослойный защитный пластик.
– Осторожнее! – предупредил Ахмед.
Водитель и грузчик спрыгнули. Вчетвером они занесли неясный мебельный предмет на второй этаж в зал и вернулись к машине.
Клаудиюс, поначалу подсчитывавший, сколько раз они с мебелью поднимались наверх, вдруг сбился. Заболела спина, заныли запястья рук.
Спустившись в очередной раз к машине, он, к радости своей, увидел в глубине контейнера последний запакованный в мягкую пленку предмет, похожий на настенное зеркало.
«Зеркало» оказалось картиной, которую Ахмед попросил повесить вместо старинного портрета судьи.
Пакистанец после получаса физической работы выглядел удрученным и уставшим. Тяжело дышал.
Внизу перед домом хлопнули, закрываясь, металлические дверцы фургона. Машина уехала.
– Старые кресла надо отнести в гараж, а на их место эти новые, – Ахмед показал пальцем на привезенную мебель. – Распакуете, расставите… А стулья в ту же пленку завернете, чтобы не повредились. Сами справитесь?
Клаудиюс кивнул. С новым интересом посмотрел на запакованную мебель.
– Кресла? – с сомнением переспросил он.
– Да, кресла, – уже спокойно ответил отдышавшийся Ахмед. – До свидания!
Оставшись один, Клаудиюс двумя руками попробовал сдвинуть ближайшее к нему кресло. С трудом, но ему это удалось.
Сходил в домик за ножом.
– Ида, как ты насчет царского ужина при свечах?! – спросил Ингриду. – На новых креслах и с новым портретом на стене?
– А чей портрет? – удивилась она.
– Не знаю, еще не распаковывал! Да и без твоей помощи я его не повешу – большой. Надо еще старый со стены снять…
– Хорошо, – Ингрида улыбнулась. – Поужинаем! Индийскую кухню или китайскую?
– А может, английскую? – предположил Клаудиюс.
– Английская – это индийская, – твердо заявила она. – Или ты хочешь «фиш энд чипс»?
– Нет! Пускай будет индийская!
Первое же освобожденное от упаковки кресло поразило Клаудиюса своей формой. Что-то в нем было космическое. Высоченная спинка с боковинами, развернутыми вперед таким образом, что сидящего человека можно было бы увидеть в кресле, только если стать к нему лицом. Благородная бордовая обивка придавала креслу некую особую функциональность, словно это кресло являлось частью профессионального костюма или ритуала. Взгляд Клаудиюса сам поднялся на старинный портрет судьи в парике, который сегодня также предстояло заменить, как и эти удобные, мягкие и негромоздкие кресла вокруг стола.
Шелест снимаемой пленки настраивал на физическую работу. И усталость у Клаудиюса прошла. Он аккуратно снимал мягкую пупырчатую пленку с кресел и тут же заматывал в нее старую мебель, склеивая края прочным коричневым скотчем. Вес новых кресел по-прежнему заставлял его напрягать все мышцы, когда он выставлял их одно за другим вдоль стола. Но больше, чем вес, его удивляло, как из-за этой мебельной замены меняется сама атмосфера зала, как из-за высоких спинок кресел стол словно теряет в размерах.
За большими окнами тем временем заморосил дождь, и Клаудиюс включил люстры. Старые кресла он отнес по одному на первый этаж к «кухонному» выходу из дома. Вернулся со стремянкой, поставил ее у правой стены под портретом судьи в парике. Вот сейчас он все подготовит и позовет Ингриду подстраховать. Все-таки портреты большие, рамки массивные. Не дай Бог уронить!
Новую привезенную картину распаковывали уже вдвоем. Сняли несколько слоев гофрированной пленки, но до самого полотна так и не добрались. Решили сначала освободить место на стене для новой картины. «Судья в парике» оказался совсем не тяжелым. Вынесли вдвоем портрет в коридор. И снова за очередную картину. Еще три слоя пленки им пришлось аккуратно снять прежде, чем произведение искусства открылось их взглядам. В рамке под старину на холсте был изображен сидящий в кожаном кресле мужчина лет сорока пяти в дорогом костюме с синим галстуком на красной сорочке. Локтями он упирался в высокие подлокотники. Между указательным и средним пальцами правой руки – сигара. На лице едва заметная улыбка, словно художник пытался воссоздать загадочность выражения лица Джоконды.
– Кто это? – спросила Ингрида, присматриваясь к портрету.
– Господин Кравец? – предположил Клаудиюс.
– Точно! Он! – закивала молодая женщина. – Только тут он красивее! Помнишь, какая у него тяжелая нижняя губа, когда он разговаривает?!
– Ага, – подтвердил Клаудиюс, припоминая его лицо в окошке скайпа.
Картина оказалась точно такого же размера, как и прежняя, висевшая на этом месте. И рамка соответствовала стилю рамок других картин-портретов, висевших в зале.
Подровняв портрет господина Кравеца, Клаудиюс спустился со стремянки, отнес ее к двери и обернулся на только что повешенный портрет оттуда, с расстояния десяти – пятнадцати шагов.
– Судья тут смотрелся лучше, – констатировал Клаудиюс.
