Андрюс стал на одно колено в позу рыцаря, признающегося даме сердца в любви. Выставил вперед букет тюльпанов. И тихо запел «Happy Birthday to you, Happy birthday to you…»
Именинница открыла глаза и озадаченно смотрела на молодого человека с красным клоунским носом.
Но когда она услышала: «Happy birthday, dear Yvonne, Happy birthday to you!», лицо ее, не выдававшее настоящего возраста, расцвело улыбкой.
– Кто прислал вас, молодой человек? – спросила она по-английски, оторвав голову от подушки и взяв в руки букет.
– Из Лондона, – гордо произнес Андрюс и тут же шепотом добавил: – Ваши дочери!
– Они в Лондоне? – огорчилась именинница Ивон.
Андрюс отрицательно замотал головой и показал взглядом на дверь. Потом, оглянувшись на все еще спящую соседку Ивонн по палате, зашептал:
– Извините, я не знаю, как вас рассмешить… Я всегда смешу только детей!
Прошептал и тут же об этом пожалел, так как взгляд именинницы мгновенно стал серьезным и требовательным.
– А как вы смешите детей? – шепотом спросила она, подперев рукою голову и уткнув локоть в подушку.
– Ну, показываю им разное.
– А вы не знаете, что когда человеку исполняется восемьдесят пять, то его эмоциональное восприятие мира соответствует восприятию мира пятилетним ребенком. Что вы показываете пятилетним? – спросила она и снова улыбнулась.
Андрюс расслабился. С чувством юмора у именинницы явно было все в порядке.
Он присел на корточки, нагнул голову, поднес дрожащие кулачки ко рту и задрожал всем телом.
– Испуганный ежик? – попробовала угадать именинница.
Андрюс кивнул.
Ивонн залилась беззвучным смехом. Потом попросила позвать своих дочерей.
Андрюс с облегчением открыл дверь в палату. Дамы зашли.
– Подождите в коридоре, – дружелюбно попросила его дама в шубке.
Она вышла к нему пару минут спустя.
– Большое спасибо, – сказала и протянула двадцать евро. – У нее отличное настроение!
– А чем она болеет? – Из вежливости спросил Андрюс, пряча деньги в карман куртки.
– Рак, – не убирая улыбки с лица ответила дама. – Но вовремя заметили! Так что все будет хорошо!
Она кивнула Андрюсу еще раз, теперь уже прощаясь. И вернулась в палату.
Выйдя из арки, он снова уперся взглядом в красный, освещенный тремя настенными фонарями фасад кафе. Но улицу переходить не стал. Повернул налево и зашагал к метро.
Глава 35. Пиенагалис. Возле Аникщяя
– Ну нет ничего глупее, чем сидеть и ждать смерти! – Рената тяжело вздохнула, вернувшись на свою половину от деда Йонаса.
Вот уже почти неделя прошла со дня смерти пса Барсаса. Старый Йонас за эту неделю постарел, как за целый год. Его движения стали вялыми и неуверенными. Плечи из прямых и могучих превратились в покатые, появилась сутулость, он начал при ходьбе наклоняться вперед, словно нес на спине тяжелый мешок с мукой.
– Ты же сам говорил, что Йонасы не умирают! – с отчаянием заявила ему прямо в глаза внучка, зашедшая проверить, завтракал он или нет.
А он опять не завтракал и только под контролем Ренаты съел вареное яйцо и зажевал его остатками рождественского черного хлеба.
Витас, умывшись и напившись кофе, уселся за ноутбук и что-то там разыскивал в сетях, то и дело бормоча, что интернет тут на хуторе не просто слабый, а обрывчатый и «мерцающий», как недоступная невооруженному взгляду звезда. Про звезду он, правда, сказал, когда заметил остановившуюся за его спиной Ренату. И она приняла эту звезду на свой адрес. А потом приставила к звезде слово «мерцающая» и задумалась.
Конечно, было бы хорошо, если б Витас хоть словом поучаствовал в ее борьбе с депрессией деда. Но Витас сказал, что он работает и что дед понимает только язык рюмки, а на этом языке Витас может с ним говорить только по вечерам.
«Это неправда! – подумала в ответ на слова Витаса Рената. – Дед никогда не пил много! Он даже бабушкину наливку растянул на несколько месяцев! Язык рюмки! Надо же такое сказать! Надо искать другой язык, который ему поднимет настроение и расправит его плечи!»
Но никакие спасительные мысли в голову к Ренате не приходили. И она сердилась на себя, ощущая свою беспомощность и одновременно безысходность. Хотелось убежать, но просто убежать от проблем это все равно, что признать свою слабость. Вот если бы уйти потому, что надо! Если б была работа и она уезжала на нее каждое утро, а вечером возвращалась и сталкивалась с упадническим настроением деда, то могла бы и прикрикнуть на него! Мол, целый день работала, устала, вернулась, а дома – похоронная обстановка, хоть сама ложись и умирай! Вот тогда бы он почувствовал себя виноватым и перестал валять дурака!
Она снова подошла к Витасу, положила руки ему на плечи. Почувствовала через свитер тепло его тела.
– Извини, отвлекаю от работы, – произнесла она двусмысленно, словно и не очень-то верила, что он работает.
– Ничего, – он обернулся, поднял на нее взгляд.
– И много ты заработаешь на компьютере? – вдруг спросила она, заметив на мониторе ноутбука открытый сайт онлайн-аукциона.
– Если повезет, то много! – уверенно ответил он.
– Что-то продаешь?
Он кивнул.
– Ну продавай, – Рената вздохнула, сняла ладони с его плеч, отошла. – Когда закончишь, можешь к нему зайти? Отвлечь?
– Ага, – пообещал Витас. – Только ты съезди и купи что-нибудь, а то мы с твоим дедом его запасы уже выпили!
Больше не отвлекаясь от компьютера, он вытащил из кармана брюк двадцать литов и протянул, не глядя, Ренате.
Недавно выпавший новый снег снова стал старым. Видимо, тепло от проглядывавшего иногда сквозь облака солнца подрастопило его и заставило добавиться в виде нового слоя к старой снежной корке.
Для того, чтобы купить бутылку «Три девятки», ехать в Аникщяй или даже в более ближний городок Трошкунай было необязательно. Дорога в магазинчик, куда уже давно протоптал тропинку по лесу спившийся Борис с соседних хуторов, не заняла бы больше получаса – сорока минут.
Рената остановилась перед своим красным «фиатом». Достала из кармана куртки ключи от машины, подержала в руках и сунула обратно.
«Нет, – подумала. – Зачем спешить?»
И зашагала к лесу, слушая доносившийся с земли хруст снежной корки. Она ходила иногда этой тропинкой до Андрионишкиса. И даже ходила, когда тропинка шла прямо от ближнего к ним края леса. Тогда это была их личная тропинка, по которой любила гулять до кладбища бабушка Северюте. Она даже в Андрионишкис не заходила, а только на кладбище, где лежала вся их родня, все предки кроме прапрадеда, погибшего на Первой мировой где-то далеко в Бельгии или Голландии. О нем иногда вспоминала Северюте, когда Рената еще под стол могла зайти, не пригнув голову. Бабушка говорила, что Рената на своего прапрадеда похожа, но не говорила чем. Наверное, лицом. Чем еще Рената могла походить на далекого предка, сгинувшего молодым?
