Ближе к вечеру Спаммас с аппетитом уничтожил еще одну банку кошачьего паштета. Кот так и оставался лежать на дне коробки, словно мир за пределами коробки его не интересовал.
После ужина Виола уехала домой. Витас еще раз просмотрел имейлы, прочитал график приезда клиентов, составленный Ренатой. Покачал головой.
– Что-то заказов стало меньше, – проговорил задумчиво.
– Их и так на два с лишним месяца вперед! – ответила Рената. – Зачем тебе больше?
– Для уверенности в завтрашнем дне.
– А завтрашний день у нас всегда будет связан с работой? – спросила Рената. – Ты и летом работать собираешься?
Витас посмотрел на Ренату с интересом.
– А у тебя есть другие планы на лето?
– Можно было бы куда-нибудь съездить, – проговорила она. – Или слетать! Ты же хотел в Италию?
– Конечно, можно! – твердо заявил Витас. – Надо только решить когда! А ты правда хочешь в Италию?
– Да, – Рената кивнула. – Хочу Рим посмотреть и Венецию!
Витас обрадовался, внезапный прилив чувств заставил его обнять Ренату и поцеловать в губы.
– Ты чего? – удивилась девушка.
– Я боялся, что ты отсюда, от своих «молочных корней», вообще никогда оторваться не захочешь!
– Я тебе такого не говорила! – прошептала Рената.
Ночью ей не спалось. Она, как бывало уже не раз, лежала на боку и смотрела на спящего Витаса, на его лицо, лоб. Только один раз поднялась она и вышла в гостиную, чтобы проверить, как там Спаммас.
Кот лежал в коробке, положив мордочку на блюдце. Коробка все-таки была для него тесноватой. Рената нежно приподняла правой рукой мордочку кота, а левой из-под нее вынула блюдце. Кот открыл глаза и посмотрел на Ренату.
– Нет, ты не подумай, что я тебе сейчас поесть принесу! – зашептала она. – Ночью есть вредно! Подожди до утра!
Вернулась под одеяло.
«Два мужика в доме, – подумала, снова глядя на лицо спящего Витаса. – Один ухоженный, другой ободранный! И друг друга терпеть не могут! Что с ними делать?»
Не найдя ответа на этот вопрос, Рената заснула.
Глава 92. Где-то между Сен-Дизье и Ремсом
Черный парень за рулем мощного контейнеровоза, тащившего за собой еще и прицеп со вторым контейнером, оказался куда разговорчивее военного летчика. Сразу сказал, что родился в Конго, а вырос в Марселе, куда его родители внутри такого же контейнера – при этих словах он кивнул за спину – по морю приплыли.
– А что в ваших контейнерах? – оживился Кукутис, понимая, что общение с этим парнем будет необременительным и предсказуемым.
– Китайское пиво. Для Англии.
– Китайское пиво?! – удивился Кукутис. – Никогда не пробовал! И что, англичане его пьют?
– Раз везу, значит пьют! – весело ответил парень. – А вы, наверное, к детям? Сейчас такая жизнь, что дети сами к родителям редко ездят! Мои вот тоже в Марселе обижаются! Но я когда из Марсельского порта груз забираю, то всегда к ним захожу!
– К детям, но не к своим, – с легкой заминкой проговорил Кукутис. – У них там проблемы… Помочь надо.
Чернокожий парень водитель понимающе кивнул.
– Сейчас у многих проблемы, – согласился он. – Цены растут, безработица тоже. Говорят, что мировой кризис будет, и тогда Америка отменит доллар, станет снова английские фунты печатать.
– Да вы что? – вырвалось у Кукутиса. – А с какой стати в Америке фунты появятся?
– Ну она же была когда-то колонией Англии, как мы в Конго были колонией Франции. У нас там и сейчас много людей хотят обратно в колонию! Ну а раз Франция нас вместе с землей больше брать не хочет, то мы сами едем!..
Парень рассмеялся. Потом замолчал, увидев справа от дороги большое панно со схемой будущего разделения дороги.
– Я вас в Ремсе высажу, – сказал. – Оттуда вы легко до Парижа доберетесь. А мне прямо к морю, в Кале.
Кукутис задумался. Что-то вдруг его забеспокоило. Правая рука сама за левую пазуху пальто полезла и на сердце легла.
«Давно я к нему не прислушивался!» – понял Кукутис и на себя рассердился.
Отогнал мысли от головы, установил там полнейшую тишину. В тишине обнял внутренним слухом свое глобусное сердце и тут же почувствовал в разных его местах, где боль, где покалывание, где дрожь неприятную.
«Много вас, а я один», – прорвалась в эту тишину его мысль.
«Пошла вон!» – шикнул на нее Кукутис, и снова тихо стало.
Глаза закрыл. Ощутил, как пальцы ладони, прижатой к сердцу, задрожали. А оно быстрее забилось. И боль знакомая усилилась, оттолкнув его внимание от всех остальных сердечных ощущений. Но сердце у него в этот раз болело не там, где Париж, а там, где Южная Англия, Кент. Париж в его сердце молчал. Только где-то севернее, не очень далеко от Парижа, иголка чужой и одновременно родной, литовской беды к его сердцу своим острием прикасалась. Прикасалась так, словно держала ее очень твердая рука. Твердая и сильная. Которая если надавит на иглу, то по самое ушко в сердце Кукутиса ее загонит.
Страх сковал Кукутиса. Страх не туда, куда надо, приехать. Париж в его сердце молчал. Англия болела. И вот эта игла на севере Франции…
– А вы прямо в Англию? – спросил он неожиданно у водителя.
– Да, на пароме.
– Я, наверное, с вами поеду, – не очень решительно попросился Кукутис.
– До порта можно, – чернокожий парень кивнул. – А дальше не пустят. Там таможня и все такое… Англичане очень строгие, посторонних перевозить к себе запрещают, даже если с нормальным паспортом!
– А там от Кале до Англии далеко? – спросил Кукутис, хотя ответ на этот вопрос почти всю свою жизнь знал, со школы, в которой старая учительница географии любила математику и время от времени задавала всем детям задачку: «Расстояние от Паневежиса до Шяуляя в два раза больше, чем расстояние между Кале и Дувром. Какое расстояние между Кале и Дувром?»
– На пароме два часа, – ответил водитель. – Но там и самолеты летают! Только не в Дувр, а дальше!
– Нет, спасибо, – мотнул головой Кукутис. – Уж лучше морем!
Глава 93. Маргейт. Графство Кент
Рабочий день закончился у Клаудиюса в этот раз нервно и своим финалом как-то даже повторил сегодняшнюю погоду – мрачную, сырую, порывисто-ветреную. Уже час прошел с неприятного момента, уже Ласло и Тиберий отправились на автобусную остановку, чтобы возвращаться в Маргейт. А он все еще сидел в сарайчике с кроликами и морскими свинками на старом стуле за деревянным верстаком, превращенным в обычный стол. Сидел и время от времени посматривал на клетку с черным кроликом Ингридой. Посматривал и сам себе удивлялся, удивлялся тому, как чуть не случившаяся «потеря» этого кролика испортила ему настроение. В принципе, ничего необычного ведь и не произошло. Пришел покупатель – румын лет сорока, низенький, крепко сбитый, в джинсах и черной кожанке. Вместе с ним дочка лет десяти. Выбрали они клетку и пришли выбирать кролика. Девочка сразу пальцем на черного показала. Клаудиюс стал объяснять отцу, что черный кролик старый, вот-вот умрет. Что лучше купить серого из другой клетки или тоже черного, который вместе с серым живет. Они молодые, маленькие. Их можно гладить, их можно легко к себе приучить. А румын по-английски почти не понимает. Просто держит в руках деньги и на дочку оглядывается. Слава богу, понял он в конце концов словосочетание «very old rabbit», объяснил по-румынски дочке, в чем дело, и ушли они с серым кроликом и новой клеткой, оставив Клаудиюса в состоянии нервного потрясения.
