Захотелось выпить чаю или кофе, но, боясь разбудить Барбору случайным шумом, Андрюс сидел неподвижно перед столом. Он уже различал в темноте неубранные вчера вечером со стола судки из фольги, в которых принес их ужин из китайского ресторанчика.
Сырой холод в конце концов заставил его надеть и куртку. А еще через минут двадцать Андрюс все-таки сделал себе чаю и поднялся с чашкой в руке по ступенькам, выбрался на корму. Разницы температуры внутри яхты и снаружи он не заметил. Даже показалось, что снаружи, над водой, не было так сыро, как в каюте. За мостками, к которым были пришвартованы яхты, метров на семь поднималась бетонная стена, оканчивавшаяся металлическим заборчиком. Зато по другую сторону канала были видны дома, и в некоторых их окнах уже горел свет. Свет горел и в иллюминаторах большой яхты с другой стороны канала. Черная вода канала Бастилии неохотно отражала падавшие на нее редкие огни зарождающегося нового дня.
Андрюсу стало грустно. Он вспомнил свое обещание «что-нибудь придумать». «Что-нибудь» не придумывалось. Впереди обнадеживающим огоньком маячила пятница с обещанной поездкой в гости к Филиппу. Но что потом? Даже если эти выходные пройдут беззаботно, за ними наступит понедельник! Сколько они смогут оставаться жить на лодке Мишеля? Неделю? Две? А для того, чтобы снять новую квартиру, надо заработать больше тысячи евро, ведь при заселении платишь за два месяца! Захотелось отвлечься. И Андрюсу вспомнился Вильнюс, вспомнилась квартира в старом доме старого города. Вспомнилась теплая кухня и эмалированный чайник, стоящий на газовой плите. Вспомнилась мама.
Андрюс отпил глоток чаю – уже немного остывшего на ночном воздухе Парижа.
«Надо возвращаться, – подумал он, с грустью оглянувшись на дверцу в каюту, за которой спала Барбора. – Надо возвращаться. Только как ей об этом сказать?»
Вздохнул. Вздрогнул от налетевшего холодного ветерка. Дотронулся пальцами до щеки. Она была влажной.
– Можно не умываться, – Андрюс горько усмехнулся и вернулся в каюту.
Барбора проснулась от собственного кашля. Утренний свет из иллюминаторов яхты «Надежда» залил всю каюту, не оставив ни одного сумрачного закутка. Барбора спросонок попробовала принять душ, забыв, что на яхте нет горячей воды. Андрюс несколько минут растирал ее после этого полотенцем, после чего заставил выпить глоток водки, оставленной Мишелем, и напоил чаем.
– Тут так сыро, – дрожащим голосом говорили Барбора, грея ладони о чашку с чаем. – Электричество есть, а отопления нет!
– Я позвоню Мишелю и спрошу! – пообещал Андрюс, бросив взгляд на бумажку с телефонами на дверце микроволновки.
– Пойдем в кафе, погреемся! – попросила Барбора.
Она натянула два свитера – один поверх другого, достала из сумки шерстяной шарф, который еще ни разу не носила в Париже.
В кафе на площади Бастилии они действительно согрелись быстро – столик возле высокой старинной настенной батареи, покрашенной в сочный красный цвет, оказался свободным. И оба они, пока пили кофе, приникли, не снимая курток, плечами к темным чугунным батарейным ребрам. Андрюс правым плечом, Барбора левым.
– Послезавтра поедем на уик-энд в гости, там отоспимся! – пообещал Андрюс.
– Куда?
– Сюрприз! – улыбнулся он в ответ.
Барбора не настаивала. Может, ей сейчас именно сюрпризов не хватало. Хороших, добрых сюрпризов.
К десяти утра она занервничала. Вспомнила о сенбернаре Франсуа, ожидающем прогулки по парку Бут Шомон. И они, выйдя из кафе и пройдя десять метров, нырнули в метро. Вместе доехали до площади Републик, а дальше их пути разошлись: Барбора, несмотря на слабые протесты Андрюса, отправилась в Бельвиль, а сам он – на рю де Севр.
Табличка с надписью «Reserve», стоявшая на его столике, подняла Андрюсу настроение. Он почувствовал, что действительно пришел на работу, на настоящую работу. Минуту спустя бармен в изумрудного цвета мешковатом свитере забрал табличку и поставил вместо нее перед Андрюсом чашечку эспрессо.
– Ça va?
[49] – спросил приветливо.
– Bien,
[50] – не задумываясь, ответил Андрюс. – Et vous?
[51]
Бармен пожал плечами, усмехнулся.
– Ça va, mais on a connu mieux
[52], – сказал и отошел к стойке.
Андрюс ощутил беспокойство, подумал, что он должен был что-то сделать, но не сделал. Понял: он не повесил по другую сторону стола свою «золотую» трость. Усмехнулся и вместо этого выложил из кармана куртки красный пушистый клоунский носик на резинке. Все. Теперь он точно на работе. Тот, кто ищет клоуна, сразу его увидит. Увидит и наймет. Возьмет на почасовой прокат, как велосипед или лодку на Тракайском озере.
Андрюс прогнал грустные мысли. Попробовал настроиться на позитив. Нет, удача явно на их стороне. Просто она не успевает уделять им больше внимания! Но, по крайней мере, вовремя появляется всякий раз, когда они вот-вот упадут. Появляется и подстилает соломки, чтобы падать было мягче!
Через наполовину застекленные двери кафе внутрь заглянуло солнце. За ним следом зашла несуразно одетая дама лет пятидесяти. В джинсах и плаще цвета кофе с молоком, с зеленой клеенчатой сумкой в руке.
– I don’t speak French, only English!
[53] – сообщила она Андрюсу, решительно присев на соседний стул.
Андрюс чуть не рассмеялся, услышав свою излюбленную фразу в чужом исполнении.
Дама оказалась англичанкой и спросила, может ли он с ее мужем, лежащим в кардиологии, играть в бридж? Увы, этот потенциальный заработок пролетел мимо Адрюса. В карты он не играл. Зато чуть позже положил в карман сорок евро за две клоунады в детском корпусе больницы. И после этого зашел к Полю.
– О! – обрадовался мальчик. – А ну-ка возьми мой телефон и набери папу! – попросил он, кивнув на мобильник, лежавший на тумбочке. – Там в последних звонках стоит по-французски «papa»!
Андрюс набрал и поднес телефон к уху Поля. Разговор на французском длился пару минут.
– Теперь ты с ним поговори! – сказал мальчик, посмотрев на Андрюса.
Андрюс поднес мобильный к виску.
– Алло? Ганнибал?
– Я скоро подъеду! До встречи! – сообщил по-английски папа Поля.
Андрюс положил телефон на место.
– Что он сказал? – поинтересовался Поль.
– Что скоро приедет.
– И не извинился? – удивился мальчик.
