Вскоре загудел и принтер, и стал выплевывать один за другим листки плотной белой бумаги. Любопытство заставило Ренату взять один лист.
– Ой! – вскрикнула она. Таких объявлений она видела в своей жизни много, и всякий раз у нее вырывался то вздох, то жалостное «ой».
В центре листа «А-4», как яркая мишень, располагалась красная морда кота. Сверху большими буквами: «Помогите! Пропал кот». Под фотографией тоже большими буквами: «Зовут Спаммас. Очень просим вернуть за вознаграждение 200 литов». Дальше – номер мобильного Витаса.
– А когда он успел пропасть? – растерянно, по-детски спросила Рената, оглядываясь по сторонам в поисках недавно переименованного кота.
– Ну ты и наивная! – Витас хихикнул. – Он еще не пропал! Он пропадет сегодня вечером!
– А почему он пропадет? – спросила Рената.
– Потому, что так надо. Он пропадет, мы расклеим по всему городу объявления. Народ начнет искать красного кота, чтобы получить двести литов – двести литов на дороге не валяются! И когда мы послезавтра повесим в интернете объявление о покраске домашних животных, никто не удивится, так как уже будут знать о существовании красного кота! Видишь? – закончил Витас с гордостью.
В этот раз Рената поняла задумку Витаса.
– Ну ты и придумал! Мне бы такое в голову не пришло!
– Но ты же не росла в Каунасе! – хвастливо заявил он.
Вечером часам к восьми кот Спаммас был насильно засунут в клетку-корзинку и очутился на заднем сиденье «фиатика». Он словно чувствовал, что его ждут неприятности: мяукал все громче и громче.
– Не беспокойся, – обернулся к нему Витас. – Мужик без биографии – это пустое место! Мы тебе сделаем такую биографию, что в Википедию попадешь!
Вечерний Аникщяй встретил их сонными безлюдными улицами и множеством горящих окон. На небе впервые за несколько дней светили холодные звезды. Узкий ломоть луны висел над костелом Святого Матаса. Висел так низко, словно пытался своим загнутым концом подцепить крест.
– Мы его высадим возле винзавода! – скомандовал Витас.
Рената повернула к винзаводу. Остановилась перед главным зданием.
– Нет, ты что! Тут охранники! Давай чуть дальше, там, где жилые дома!
На улице дул неприятный колючий ветер. Из-за него казалось, что температура упала вниз градусов на пять – десять.
– Он не замерзнет? – забеспокоилась Рената.
– Коты не замерзают! – заверил ее Витас.
Опустил клетку-корзинку на землю, открыл пластиковую дверцу.
– Ну, Спаммас, ты свободен! Выходи! – проговорил Витас, выпрямившись в полный рост.
Кот сидел в клетке-корзинке и не выказывал ни малейшего желания выбираться наружу.
– Ты что, издеваешься? – Витас рассердился. Ему хотелось как можно быстрее вернуться в машину, спрятаться от холодного ветра.
Он сунул руку в клетку, намереваясь вытащить кота наружу за загривок.
– Вот сволочь! – выкрикнул он вдруг и выдернул поцарапанную до крови руку из клетки-корзинки. Обернулся к машине. – Твой «тюльпанчик» мне чуть кисть не оторвал!
Витас схватил клетку-корзинку, поднял ее, перевернул открытой дверкой к земле и стал энергично вытряхивать кота наружу. В скользкой пластиковой клетке Спаммасу не за что было зацепиться когтями и, в конце концов, он вывалился на холодный асфальт. Вывалился, отряхнулся и замер, вопросительно и недовольно глядя на Витаса.
– А ну иди отсюда! – закричал ему парень.
Но кот сидел на холодном асфальте и никуда не собирался бежать. Это было понятно и самому Витасу, и вышедшей из машины Ренате.
– Ну тогда мы отсюда пойдем! Поехали! – недовольно, с той же интонацией, с которой он только что разговаривал с котом, произнес Витас, обернувшись к Ренате.
Когда машина отъехала, Рената не торопилась давить на педаль газа. Ей показалось, что Спаммас сейчас побежит за ними. Может, ей хотелось, чтобы он побежал. Но он остался. И получилось, что убежали от кота они – люди. А кот остался там, где его предали. По крайней мере именно это слово вдруг прозвучало в ее мыслях.
– Стой! – скомандовал Витас.
Она тормознула «фиат», бросила взгляд на пачку объявлений о пропаже кота в его руках и на рулончик скотча.
Больше часа они ездили по Аникщяю, останавливаясь через каждые двести метров, чтобы Витас мог выйти и примотать клейкой лентой яркое цветное объявление к столбу или приклеить к стене дома. Когда нашлось место для последнего объявления – и не где-нибудь, а справа от входа в парикмахерский салон Виолы, Рената облегченно вздохнула. Ей давно хотелось домой. И не просто хотелось домой, а вернуться вместе со Спаммасом. Ей казалось, что она его несколько раз видела в свете фар, хотя всё это, конечно, фантазии. Ни одной собаки, ни одной кошки не попалось ей на глаза на улицах засыпающего, свернувшегося калачиком вокруг костела Святого Матаса и возле берега речки Швентойи городка. Аникщяй казался ей в вечерней темноте таким же беззащитным и гордым, каким выглядел покрашенный кот Спаммас, брошенный на морозном асфальте теми, кто его забрал из приюта и покрасил, то есть – приручил!
Она грустно усмехнулась вслед своим странным мыслям.
А дорога уже вела к выезду из города. Дома оставались позади, горящих окон становилось все меньше и меньше, и, в конце концов, впереди только фары их «фиата» видели дорогу и ничего, кроме дороги. Все, кто хотел, уже вернулись в город, все, кто хотел, уже уехали из него. И они вдвоем с Витасом, наверное, были последними из уехавших.
– Ужинать не будем? – не настаивая, спросил Витас, когда Рената включила свет в гостиной.
– Полночь уже! – сказала она. – Поздно!
Витас, как только его голова коснулась подушки, закрыл глаза и замер. Сон втянул его в свои закрома, как трясина втягивает попавшую в нее лошадь.
Ренате после такого беспокойного вечера спать не хотелось. В темноте комнаты, «освещенной» из окна другой, менее сильной темнотой, она смотрела на нос Витаса, прямой и правильный, на его лоб, на его короткие волосы.
В Ренате вдруг проснулось любопытство к внешности любимого человека. И окончательно расхотелось спать. Нет, усталость никуда не делась. Но усталость не убаюкивала. Рената, погладив Витаса взглядом и дотронувшись подушечками пальцев до кончика носа, до лба и висков, отняла руку, боясь его разбудить своими прикосновениями. Отняла руку и отняла взгляд, забралась под одеяло так, чтобы чувствовать тепло его тела, но не касаться его своим телом. Опять же, чтобы, не дай бог, не разбудить.
Лежала на спине, смотрела на невидимый в темноте потолок. Однако видела люстру, видела, но не рассматривала. Просто знала, где она, знала, какая она. А думала уже о другом, и взгляд ее, хоть и направленный вверх, на потолок, смотрел совсем не туда. Он смотрел в ее собственные мысли.
