– Не сейчас.
– Сокрытие фактов, связанных с расследованием убийства, – очень серьезное нарушение.
– Добавь его в список моих грехов. А сейчас ты можешь или запереть меня здесь, и в этом случае точно ничего от меня не узнаешь, или отпустить, и я все расскажу тебе завтра вечером.
Я посмотрел на себя в зеркало, висевшее у Трэвиса за спиной. Выглядел я еще хуже, чем во время нашей последней беседы, когда сидел на этом же стуле. Измученный, взлохмаченный, безумно зыркающий. Как привидение. И точно знал я лишь одно – у меня недостаточно фактов. Я не мог заставить Трэвиса делать то, что мне надо, я мог только просить его об этом. Решение было за ним.
– Трэвис, я только что преподнес тебе на тарелочке половину правды. Что скажешь?
Лейтенант бесконечно долго смотрел на меня.
* * *
Больше всего на свете я хотел поехать прямо домой, но чувствовал, что обязан заглянуть к Деку. Нужно мне это было в последнюю очередь, но он бы обязательно сделал такое для меня. В этом вся проблема, когда дружишь с порядочными людьми, – они постоянно напоминают тебе о твоей неполноценности. В следующий раз я буду выбирать в друзья только мерзавцев. По дороге я позвонил Вудли и попросил его подъехать к Деку. Кроме того, я позвонил своему автоответчику и после целой череды грубостей он сообщил мне, что мне никто не звонил. Как видно, моя популярность достигла исторического минимума – возможно, потому, что все мои друзья были похищены инопланетянами и поэтому не могли звякнуть.
Я вошел через заднюю дверь. Внутри квартира выглядела нетронутой, временная входная дверь находилась на месте. Жилье казалось таким пустым, что сейчас я был бы рад даже присутствию своего будильника. Заглянул в сумочку Лоры, но его там не было. Тогда я налил себе выпить, устроился на софе и стал ждать.
Насколько Трэвис поверил в то, что я ему рассказал? В историю о Страттене – возможно, но, как я уже говорил Хелене, должны быть причины более веские, чем мое слово, чтобы Трэвис попытался арестовать сидящего столь высоко. Если не будет возможности использовать дело Хаммонда против Страттена, его очень быстро прикроют как бросающее тень на Управление полиции Лос-Анджелеса. Трэвис не станет открывать банку со скорпионами, пока главный злоумышленник не будет сидеть у него в камере, чего никогда не произойдет. В отличие от Трэвиса, мне не надо было держаться рамок закона, но я не понимал, как и чем я могу ему помочь. У Страттена больше денег и пушек, а в Сети у него Квот, который легко обойдет любую ловушку. Есть, правда, одна штука, которую можно было бы попробовать просто из вредности, но я не видел сейчас, как она может мне помочь. Квоту придется заплатить, но до этого еще далеко.
Очевидно, что Трэвис не поверил в похищение Хелены, но и другие в это тоже не поверят. Гораздо проще решить, что собеседник или сошел с ума, или врет, потому что в большинстве случаев так и бывает. Интересно, в скольких сборищах по всей стране, где больные на голову кричат и спорят о том, как их похитили пришельцы, есть хоть один человек, которого действительно похитили, а потом вернули? Где он сидит и помалкивает, потому что знает, что от этих психов все равно не будет никакого толку. Могу заверить: если вас действительно похищали, вы об этом ничего не помните. Думаю, я могу управлять своей памятью лучше, чем любой другой из живущих на земле, но даже я, как сказал пришелец, не смогу это записать и даже высказать. Понимаешь, что что-то произошло, и держишь в себе или полностью вычеркиваешь – но вот вспомнить никогда не удастся.
Я попытался выжать хоть что-то из случившегося в самолете. Попытался понять, не имеет ли к этому какое-то отношение время – я знал, что такие похищения часто сопровождаются остановкой часов и потерей минут. Может, дело в том, что время перестает течь и события не развиваются постепенно, а происходят одномоментно? Невозможно расставить все в хронологическом порядке, как в случае с трехдневным воспоминанием Лоры, которое я тоже получил практически мгновенно. Даже хуже – никакого порядка вообще нет.
Может быть, я ошибался, считая, что время всегда идет только вперед? А вдруг все не так однозначно?
Чем больше я размышлял, тем больше задумывался над тем, не имеет ли ко всему этому отношение сама память. Очевидно, я могу подключаться к памяти Лоры, даже когда она находится у них – последний раз это произошло в самолете сразу после того или, скорее, одновременно с тем, как я попытался вспомнить давно забытое. Человек в темном костюме сказал, что мы с ней связаны из-за того, что находится у меня в голове. Вполне возможно, это объясняет и то, почему я оказался единственным пассажиром, который заметил, что случилось в воздухе. И еще.
Когда Лора с Деком исчезали, с их лицами происходило что-то странное – они вроде как медленно стирались из моей памяти. А в известный день много лет назад я видел двух человек, которые к тому времени уже умерли. Причем не просто чувствовал их присутствие, а реально их видел. Бабушку и дедушку. Наверное, потому часть событий и выпала из моей памяти. Потому что я видел что-то, что уже не принадлежало этому миру.
Голова раскалывалась, в ней сильно стучало, и я был удивлен, что внешне это никак не проявлялось. Кроме того, я много пил, потому что боялся, что то, что я попрошу сделать с собой Вудли – если только он появится, – крайне небезопасно.
Парни в костюмах искали меня, но забрали Хелену. В те последние пару мгновений в самолете я почувствовал, что ответил наконец на вопрос, который задавал себе столько раз. Хелена или вообще ничего. Я уже имел возможность убедиться, что она значит для меня больше всего остального, и теперь стоял перед простейшей дилеммой – или я завязываю с любовью вообще, или пытаюсь вновь обрести потерянное, если хоть что-то еще осталось.
Как вы уже, наверное, догадались, 15 марта 2014 года я участвовал в ограблении одного из банков в Лос-Анджелесе. Раньше я такими делами не занимался. Уговорил меня на это наш общий с Хеленой знакомый по имени Рикардо Пекрин, которого Хелена знала по мафиозным делам. Пекрин был жизнерадостным, симпатичным и обладал несомненной харизмой – один из тех парней, что или выигрывают по-крупному, или вообще ничего не достигают. У Рикардо были свои люди в банке, и он знал, что именно в тот день там должно быть очень много денег в форме «эсдэшек», виртуальных бонов сверхвысокого достоинства, которые пользуются таким спросом, что за границу их выгружают по доллару за пятьдесят центов. Кроме того, Рикардо утверждал, что его человек в банке сможет отключить сигнализацию на срок, которого нам хватит, чтобы забрать деньги и смотать удочки.
Мне идея сразу не понравилась. Не мое это дело. Ворваться и отобрать деньги – очень уж напоминает Дикий Запад, слишком ретроградно. Сейчас обладающему минимальными способностями человеку ничего не стоит совершать кражи в Сети, даже из другой страны. Но в конце концов я согласился.
– Совсем сбрендил? – спросите вы.
В общем-то, да. Дело в том, что я хотел выйти из игры. И хотя не показывал этого Хелене, я был по горло сыт жизнью, которую мы вели. Мне не нравилось то, что делала она, но главное в том, что я устал от толпы людей, которых ненавидел и которые – я это твердо знал – кинут нас при малейшей ошибке с нашей стороны. Если Хелена хоть чуть-чуть оступится, если она оставит хоть малейшую улику на месте преступления – ей конец. В этом случае она станет для полиции связующим с мафией звеном, и ее немедленно уберут, а я пойду прицепом. Хелена хорошо знала дело, но идеальных исполнителей не существует. Рано или поздно это случится. А пока мы продолжали жить такой жизнью: пожимали руки соответствующим людям, появлялись на приемах и в ресторанах и участвовали в нелепых ритуалах показной любезности, под которой скрывается убийственный прагматизм. Вы обязаны знать, кто есть кто, и относиться к людям с должной степенью низкопоклонства или с полным его отсутствием. Вы получаете подарки, и они подразумевают отдары, которые должны быть такими, чтобы одариваемый сразу понял, что ему оказывают должное уважение. Я знал людей, которые из-за неверно выбранного подарка лишились глаза, поэтому, честно говоря, каждый раз, стоя в многолюдном магазине накануне Рождества, я был угнетен.
