Принц опирался на посох, позади неотступно следовал слуга. На руке, вдетой в кожаную крагу, слуга нес сокола невиданного окраса – почти полностью белого, лишь к плюснам перламутрово отливавшего подпалинами, оттенка топленого молока. Я никогда не видел таких соколов, даже не подозревал, что подобный окрас существует.
“Альбинос?!” – шепнул я рыжему феодалу. “Сибирская птичка, – ответил тот. – Цены ему нет, стадо роллс-ройсов”.
Я представился по-английски и по-английски был спрошен Принцем:
“Хашем Сагиди? Как долго вы живете в Пакистане?”
“Я только что прибыл из Ирана, ваше высочество. Я поставляю шахинов для охоты, не желаете ли взглянуть на товар?”
“Нет. Может быть, позже, – ответил Принц. – И запомните. Мы не охотимся, мы всего лишь тренируем наших соколов”, – добавил он и передвинулся к рыжему феодалу.
Белоснежный сокол, яростно и в то же время хладнокровно и нежно сиявший округлым взором, озарил передо мной пространство. Я не мог оторвать от него взгляд. Птица сидела неподвижно, воплощенное величие, смертоносная холодная власть исходила от нее. Это был не символ господства, это была сущность господства, само господство, без оболочки».
8
Рассказывает Хашем:
«Через неделю, когда шейхи наконец получили известие о прилете хубары и кинулись в пустыню, я снова имел возможность увидеть этого таинственного шейха. Мы прибыли в лагерь сокольников, я вышел из машины и встал в сторонке, в тени, у входа в шатер. Внутри шатра Принц, одетый в одежды из верблюжьей шерсти, восседал, скрестив ноги, приветствуя своих гостей. Шатер устилали кашанские и персидские старинные ковры, подушки, обтянутые шелком, с золотой каймой лежали по периметру. В дальнем углу располагался стеллаж, оснащенный коммуникационным оборудованием. Потоки проводов от него вели к спутниковой тарелке, бельмо которой снаружи у шатра всматривалось в заваленное облаками пыли небо. За Принцем, подобно церемониальной гвардии, сидели тридцать пять соколов, затянутые в колпачки, подобно рыцарям в латах; они, казалось, застыли на пределе внимания. Птицы размещались на роскошных машрабиях – специальных скамеечках, инкрустированных слоновой костью и золотом. Соколы были разных видов – различаясь по окрасу, возрасту и размеру.
Несмотря на всю величественность пернатой армии, все соколы казались карликами – их затмевал белый кречет, восседавший на руке главного сокольничего. Потом он повсюду следовал за Принцем – был рядом во время всех его перемещений, неся на руке птицу, как светоч; остальных соколов Принц брал с собой только на охоту.
Это была последняя соколиная охота, когда Принц появлялся на людях. Неделю спустя он предложит правительству Саудовской Аравии направить для охраны объектов нефтедобычи и нефтепереработки двенадцать тысяч его моджахедов. Предложение будет отвергнуто; оскорбленный, Принц назовет правительство марионеткой в руках американцев и, таким образом, станет отщепенцем в королевской семье. Затем последуют годы подполья, в январе 1999 года Принц скажет в заочном интервью: “Интернациональный исламский фронт джихада против США и Израиля издал кристально ясную фетву, призывающую исламскую нацию направить ярость джихада на освобождение святых мест. Нация Мухаммеда ответила на этот призыв. Если призыв к джихаду против евреев и американцев, с тем чтобы освободить мечеть Аль-Акса и исламские святыни Ближнего Востока, рассматривается как преступление, то пусть история считает, что я преступник”.
Потом наступит 11 сентября 2001 года, и после него пройдет еще шесть лет, будут взорваны атомные станции в Массачусетсе и Неваде, и тогда я вернусь за ним – за вечно молодым соколом, царственным соколом, для которого полет, парение и атака – суть бытия, суть господства над миром пустыни».
9
Пишет Мари Энн Вивер:
«Лай соколов и пение муллы разбудили меня на заре. Я глотнула из термоса холодного кофе и собралась уже ползти умываться, как вдруг кто-то захлопал ладонью по палатке. Шафир прокашлялся:
– Мир-Баз хочет прокатиться на пробный гон. Ты с нами?
Я была готова через пять минут, после того как почистила зубы. Мир-Баз поджидал нас со своим водителем в специально оборудованном Range Rover. Он сидел на заднем сиденье с соколом на краге.
Солнце только начало восход, и небо сочилось перламутром, будто раскрывалась раковина. Вокруг разворачивалась каменистая пустыня: круг небесного гончара. Тишина нарушалась только порывами ветра и ступенчатым шумом мотора. По дороге попадались слоистые скалы черного сланца, похожие на гигантские куски каменного угля, сохранившего окаменелые годовые кольца.
Ветер усилился, мы мчались по пустыне со скоростью больше сотни километров в час, ища следы хубары, подминая на своем пути поросль, кусты, небольшие деревца.
Ландшафт пустыни Якмач более типичен для Ближнего Востока, чем для какой-либо другой пустыни в Пакистане. Мы проехали уже километров семьдесят, и я не увидела за это время ни одной постройки, ни одного человека. И вдруг Шариф закричал:
– Там следы!
Несомненно, это были следы хубары: трехпальцевые отпечатки, усеявшие песок.
Шариф принял от Мир-База сокола, подбил его по груди ребром ладони и на краге поднял над головой.
– А-хок, а-хок, а-хок! – нараспев закричал он, сняв клобучок. Балобан вскинул глаза и, пронзительно оглядывая округу, вытянул шею, подался вперед, отталкиваясь с руки Шарифа.
Сильными взмахами сокол набрал скорость. Птица часто пропадала из виду, и мы мчались за ней, улавливая пульсацию передатчика. Биенье моего сердца прерывалось.
Но вот сокол отыскал жертву. Он летал над ней кругами, затем вдруг спикировал, пытаясь спугнуть, поднять с земли. Хубара угрожающе надулась, раскинула крылья, вспучила грудь; глаза ее не мигая следили за соколом. Вдруг она сорвалась с места.
Мы помчались за птицами, кренясь и подскакивая в виражах, как вдруг обе они взмыли вверх. Сокол то взмывал, то прицельно нырял вниз, крылья его раскатывали воздух. Красотка увертывалась и рывками набирала высоту.
Вдруг сокол взмыл в самое солнце – и ударил. Хубара рванулась, и соколу пришлось атаковать еще раз. Птицы снизились по спирали к земле. Мы обнаружили их подле куста гребенщика, объятых борьбой. Хубара была уже обессиленная, но всё еще пыталась нанести удар. Первое, что шахин сделал, – он выклевал красотке глаза, с тем чтобы та не смогла далеко убежать или улететь.
Шариф вспорол хубаре живот, вынул потроха и скормил соколу. Затем он надел на него колпачок и перерезал хубаре глотку.
“Теперь она халяль”, – сказал он».
10
Хашем говорит о запахе Принца:
«В один из последних дней охоты с нами произошел случай. Как обычно, утром разбудил меня Фарух, велел собираться. Дурноты как не бывало, я запалил спиртовку, выпил кофе, разжевал гущу и выполз наружу. Ветер за ночь стих, небо было затянуто барханами пыли. Полупрозрачная глина замесила в себя равнину, шатры и палатки угрюмо стояли в песочных сумерках. Верблюды топтались на привязи, тая в воздухе. Слой пыли покрывал капоты, крыши машин. С шатров, тыча с изнанки палками, слуги стряхивали ливни песка…
