– Это, бесспорно, радует, – ответил Сава. – Извини за назойливость. Как ты определяешь, когда они рядом с твоим хозяйством?
Егерь со снисходительным видом выпустил изо рта струйку дыма.
– Очень просто. Мои владения ограждены забором, который оснащен видеокамерами. Учитывая все нюансы моей деятельности, я вынужден был обеспечить себе безопасность. Сигнал идет на мониторы. Один здесь, в доме. Другой установлен там, внизу.
Сава присвистнул.
– Сейчас они двинут в деревню, – продолжил Дикий. – Поковыряются в подвалах, на чердаках, допросят стариков, потом обратно. Кстати, вас объявили в федеральный розыск.
– Этого следовало ожидать.
– Угу. За ваши подвиги, я имею в виду двойное убийство, вам светит от восьми до двадцати лет. Плюс «пятерка» за побег, совершенный организованной группой, – сообщил Дикий. Эта фраза была произнесена настолько будничным тоном, как если бы он сообщал Саве, что сегодня будет пасмурно. – Вот так-то, парень.
– Я никого не убивал, – возразил Сава. – Их убил ты. Тем более в водителе должны были найти дырку от стрелы. Никто не поверит, что у зэков, находящихся в автозаке, был с собой арбалет.
– Ну да. Только кто это докажет? Тем более что я вынул стрелу.
Сава нахмурился.
– Ты к чему все это ведешь?
– Да это я так просто, – засмеялся Дикий. – Собственно, посыл один-единственный – мы должны прикрывать друг друга. Согласен?
– Разумеется.
– А еще мы должны доверять друг другу. Ты ведь не будешь спорить с этим?
Сава покачал головой:
– Не буду. Только я не пойму, зачем все эти рассуждения.
Дикий стряхнул пепел в пустую консервную банку, затем лукаво посмотрел на Саву:
– А с тебя магарыч, Женя.
– То есть?
Наклонившись, егерь расстегнул «молнию» на спортивной сумке.
– Ты ведь доверял мне? Когда попросил проведать твою избушку, а заодно перепрятать вашего Гену?
– Ну да.
По лицу Савы пробежала тень воспоминаний.
– Я… не знал, сколько пробуду в тюрьме. Как и то, удастся ли нам вообще эта затея, – осторожно подбирая слова, вымолвил он. – Поэтому я постоянно думал о сыне. Пусть тот домишко старенький и не представляет интереса для воров. Но туда могли забраться бомжи, особенно зимой. И, не дай бог, они обнаружили бы Гену. А заодно мой рабочий кабинет…
– С кабинетом все в порядке, – уверил его Дикий. – Я был у тебя месяц назад. Стекла в доме, правда, побиты. Вынесли также кое-что из домашней утвари. Но дом цел. И твой кабинет тоже.
– Тогда при чем тут Гена? – насторожился Сава.
Егерь раздавил в банке окурок и подмигнул ему.
– Я решил подстраховаться. К тому же не могу видеть, как мучается твоя Олеся. Я же вижу, как она страдает, – сказал он, загадочно улыбаясь.
Сава в оцепенении уставился на приятеля.
– Так ты… ты…
– Именно, – улыбнулся Дикий. – На.
С этими словами он поднял сумку, поставив ее на колени Савы. «Молния» была расстегнута, и внутри виделось что-то темно-синее. Сава нерешительно протянул пальцы, нащупав плотную материю. Под тряпкой ощущался какой-то твердый предмет.
– Признаться, я был поражен, – сказал Дикий, и в голосе его чувствовалось восхищение. – Если бы я не знал, что это ребенок, ни за что бы не поверил. Это… шедевр! Выше любого произведения искусства!
Пока он болтал, Сава, затаив дыхание, с благоговением вынул из сумки продолговатый сверток. Кое-где на нем пестрели прилипшие катышки пыли и комки паутины. Пальцы с величайшей осторожностью убрали складку, и на Саву глянуло мертвое лицо младенца. Сморщенная, блекло-желтая кожа плотно обтягивала крошечный череп, словно старый облезлый чулок, натянутый на теннисный мячик. Кое-где виднелись трещинки, забитые грязью. Высохший рот втянут, как у старичка-карлика, губы слегка задраны, обнажая потемневшие десны, из которых уже никогда не вылезут зубы. Изумрудно-стеклянные искусственные глаза, в которых Сава мог разглядеть собственное отражение, на мертвом лице выглядели жутковатым гротеском.
– Он удивительный, – осторожно заметил Дикий, следя за выражением лица товарища.
Сава прижал труп сына к груди.
– Ты не должен был делать этого, – медленно, чуть ли не по слогам проговорил он. – Привозить Гену сюда.
– Почему? – искренне удивился егерь. – Я был очень аккуратен с ним. Разве тебе понравилось бы, если на него кто-нибудь наткнулся? Только представь на секунду, что с ним могли бы сделать?!
Сава помолчал, обдумывая слова егеря, потом сказал:
– Нам с Олесей нужно выбираться отсюда. Как ты думаешь, мы сделаем это? Вместе с ним? Нас схватят при первой же возможности!
– Не истери раньше времени, – спокойно отозвался Дикий. – Уедете. Только не сразу и не все вместе. У меня есть кое-какие соображения, и я поделюсь ими с тобой. А теперь отнеси ребенка Олесе. Думаю, она обрадуется.
Сава почувствовал, как в горле набухает громадный ком.
Да.
Олеся обрадуется.
Это ее единственный ребенок. Первый и, скорее всего, последний.
– Я сделаю тебе перевязку, – сказал Дикий, поднимаясь со стула.
– А потом?
– А потом я пойду вниз. Ты со мной? – спросил Дикий, подмигивая.
Сава выпрямился, прижимая к груди сверток с мумифицированным телом сына.
– С тобой, – тихо произнес он.
* * *
Зажим приподнял голову и, щурясь, смотрел на высившиеся фигуры. На лбу одного из них вспыхнул светодиодный фонарик.
– Сава, ты, что ли? – нерешительно произнес он.
Вместо ответа Дикий захлопнул дверь и приблизился к зэку.
– Сава! – крикнул Зажим, но фигура, которая была так похожа на Саву, хранила молчание.
Замолчал и жуткий голос, выкрикивающий детские стишки.
Взявшись за ноги Зажима, егерь поволок его в глубину помещения.
– Нет… – заторможенно пробормотал Зажим. – Не надо… Сава, скажи ему!!!
Уголовнику почудилось, как слева мелькнуло что-то шарообразное в нелепо-громадной шляпе, вроде мексиканского сомбреро.
– Эй, слушай…
Он почувствовал, как его плечо коснулось чего-то рыхлого, и, резко повернув голову, успел разглядеть невысокую горку земли.
Насыпанная горка земли.
«Зачем она здесь?» – лихорадочно думал Зажим.
«Затем», – хихикнул внутренний голос, и зэка прошиб ледяной пот.
(Я грибник. А вы мои грибы.)
