Зажим поерзал, напрягая мускулы, пытаясь при этом хоть немного ослабить ремни, но все усилия были тщетны. Этими движениями он только лишний раз потревожил сломанную руку.
– Падла, – хрипло выругался он. – Связал на совесть.
– Зажим, – тихо окликнул его Ходжа.
– Ну?
– А ведь он нас обкорнал. Под корень. Ты это заметил? Мы теперь бритые. Все равно что бильярдные шары.
Несколько секунд в темноте слышалось лишь натужное дыхание, после чего Зажим процедил:
– Заметил. Больной урод, чего с него возьмешь.
Ходжа почувствовал, как откуда-то изнутри наверх медленно, словно утопленник, всплывает жуткое понимание беды, в которую они угодили.
«Стул. Электрический стул».
Эта мысль с неожиданной силой острым клювом заколотилась в стенки черепа.
– Зажим, он хочет нас сжечь на электрическом стуле, – зашептал Ходжа. Во рту мгновенно стало сухо, и он провел кончиком языка по шершавым губам. – Въезжаешь?
– Нет. При чем тут стул?!
– Я слышал… гм… я слышал, так у пендосов делали! Когда нашего брата к вышке приговаривали, им черепушки брили. Потом на башку шапочку специальную надевали с проводами. Через голую кожу ток лучше всего проходит, – дрожащим голосом проговорил Ходжа. Он всхлипнул, представив себя на этом жутком приспособлении для казни – жалкий, трясущийся, с гладким черепом, на котором отражается свет от ярких ламп…
– Не гони порожняк, – сердито оборвал его Зажим. Он закряхтел, снова выругавшись.
– Это все Сава, – с ненавистью прошипел он. – Херов валенок! Это он все подстроил! Он и этот псих бородатый! И… – помедлив, он спросил уже спокойней: – А где Нос, кстати?
– Не… знаю.
– Подбери сопли, девчонка, – презрительно бросил Зажим. – И вообще…
– Что?
– Попробуй зубами разорвать эту срань на мне. Потом я развяжу тебя. Освободимся и сломаем дверь.
– Зажим… – начал робко Ходжа.
– Ты оглох, что ли? – злобно рыкнул уголовник. – Начинай, пока этот псих не пришел!
– Зажим, мне показалось…
Ходжа кашлянул.
– Тут кто-то есть, – испуганным шепотом произнес он. – Я слышал что-то. Там, сзади.
– Ты… – начал было Зажим, но тут же осекся, прислушиваясь. Ходжа тоже замер, непроизвольно считая стуки собственного сердца.
Откуда-то издалека раздался тихий вздох. Затем что-то прошуршало, и зэки отчетливо услышали хлюпающий звук.
«Как будто камень в слякоть упал», – пронеслась у Зажима мысль, и по телу пробежал озноб.
– Кто там, Зажим? – забормотал Ходжа. – Там человек?
– Заткнись, – шикнул Зажим.
Вздохнув поглубже, он громко спросил:
– Есть тут кто живой? А?
Зэк моргнул, напряженно всматриваясь в угольную черноту.
«Она движется. Тьма идет прямо на нас», – с ужасом подумал он. С носа, повиснув, сорвалась капелька пота.
– Кто здесь есть? – уже не так уверенно спросил он.
Очередной болезненный вздох.
– Это… это необязательно человек, – глухо произнес Зажим. – Это может быть собака. На цепи.
– Выходи… выходи, грибной народ, – неожиданно раздался где-то за спиной дребезжащий голос. Он звучал странно, будто человек не до конца прожевал пищу. – Выходи, грибной народ…
Булькнув, голос оборвался, причем так резко, что ошеломленный Зажим задался вопросом, не померещилось ли ему это.
– Слышь, Ходжа, – зашептал зэк. – Давай, скорее, рви зубами ремни. Не нравится мне эта хрень. Валить надо отсюда.
– Зажим, я…
– Выходи, грибной народ, – в третий раз прошамкал голос. Человек в темноте удовлетворенно хрюкнул, как если бы наконец-то вспомнил дальнейший текст. – На веселый хоровод. Легкий дождичек осенний…
– …В круг веселый всех зовет, – едва слышно закончил четверостишье Ходжа.
– …В круг веселый всех зовет! – радостно повторил квакающий голос.
– Что за хрень? – прошипел Зажим. – И ты спятил, Ходжа?!
Зэк уныло отозвался:
– Я просто помню… хм… помню это стихотворение. В детстве… учили в саду.
Зажим сплюнул.
«Где-то я слышал этот голос», – неожиданно вспомнил он.
– Эй! – крикнул он. – Ты кто есть-то, поэт?!
Незнакомец долго молчал, до слуха зэков доносилось лишь прерывисто-натужное дыхание, перемежаясь с булькающим клекотом. Воображение Зажима нарисовало ему кастрюлю на огне с кипящим варевом.
– Старый важный боровик… – снова заговорил человек. – Самый… самый главный лесовик. И грибы…
Послышался отхаркивающий кашель, сквозь захлебывающиеся звуки которого слышалось торопливое:
– …И грибы со всех сторон дарят старому поклон
[24]. Поклон.
– Зажим? – пискнул Ходжа.
– Поклон!! – внезапно завизжал незнакомец, хрипло дыша. – Поклон!!!
– Зажим, пусть он заткнется! – взмолился Ходжа. – Скажи ему!!
– Поклон!!!!!! – уже не визжало, а рычало существо из темноты. – Я не вижу поклоны!!! Вы сгинете в геенне огненной!!!
– Я знаю, кто это, – с усилием выговаривая слова, произнес Зажим. Он наконец вспомнил. – Я знаю.
– Сгинете… сгинете… в геенне, – хрипел и рычал безумец в нескольких шагах от охваченных суеверным ужасом уголовников.
Неожиданно за дверью послышались скребущие звуки.
– Это Доктор, – сказал Зажим так тихо, что едва услышал сам себя.
Беснующийся в исступлении мужчина затих, словно зэк назвал кодовое слово и по правилам следовало бы замолчать.
– Доктор, это ты? – с замиранием сердца спросил Зажим, и тот захихикал в ответ.
«Твою мать. Мы все сойдем с ума здесь», – подумал зэк.
Через мгновенье дверь распахнулась, впуская в помещение слабое полукружье бледно-желтого света. На пороге темнели два мужских силуэта.
* * *
Утром Дикий заглянул в спальню и поманил пальцем Саву.
Тот тихо выбрался из постели и, быстро одевшись, направился вслед за егерем. От внимания беглого зэка не ускользнуло, что на плече Дикого висела спортивная сумка.
Они расположились на кухне. Дикий поставил сумку на пол и, закинув ногу на колено, достал из кармана штанов изжеванную пачку сигарет.
– Легавые пришли под самое утро, – закуривая, сообщил он. – Я там капитана одного знаю. Можно сказать, кореш мой. Поболтали, в общем, о том о сем… о рыбалке поговорили. Псы ничего не учуяли. Так что все нормуль, парень.
