Что-то тёплое и ласковое коснулось Моллиной щеки. Словно дуновение летнего ветерка, наполненного солнечным светом и медвяным запахом лугов. Могучие леса дохнули ей в спину, разворачивая незримые для других ветви, поднимаясь за её плечами, готовые умереть, но не отступить.
Точно так же, как те, что встали из окопов и траншей под Мстиславлем, когда она, Молли, повела их в отчаянную атаку.
Вот только не на тех, кого надо, вдруг поняла она.
Пока стреляют друг в друга Джон Смит с соседней улицы и мальчишка-«варвар», во всём подобный Всеславу, совсем другие силы безнаказанно обделывают собственные делишки.
– Нет.
Наверное, она прошептала, потому что лорд Спенсер вопросительно поднял бровь.
– Нет, – повторила она громче. – Все уйдём – или никто!
– Что за глу…
Девятый эрл не договорил, тени качнулись, полились, заструились вперёд, стремительно поглощая последние футы разделявшего их с Молли пространства.
Задул в лицо ледяной ветер, резанул по щекам, заставил резко опустить на глаза очки-консервы.
Спенсер что-то выкрикнул, но даже Молли не смогла разобрать его слов. Словно бы на латыни, но какой-то уж слишком хитрой.
А затем в неё ударила волна нестерпимой стужи, на что сама она ответила почти инстинктивно потоком жгучего пламени.
Это было сладко – не сдерживаться, не думать ни про эхо, ни про иные последствия.
С её рук, с волос, растрепавшихся и выбившихся из-под шлема, потекло пламя. Родное, привычное, словно кровь в жилах. Всё другое давалось ей с трудом и ошибками, а вот огонь – нет. Словно с ним родилась.
Серый туман исчез, сметённый пламенем, волны его покатились, словно прибой, к замершим теням – и, как те же волны о прибрежные скалы, разбились о них.
Пустота вбирала в себя тепло и силу, поглощала, переваривала.
Молли даже почудилось сытое урчание.
Магия, использованная, трансформированная, утекала сквозь тёмные дыры в темноте куда-то ещё глубже.
Как же так? Ведь магия же просто «тратится», обращается в то же пламя, а потом…
Тени надвигались, но надвигались они теперь, пробираясь сквозь огненное море. Медленно и с явным трудом, словно охотник через топкое болото.
Но они шли.
Спенсер оказался вдруг перед ней, одежда дымится, вот-вот полыхнёт – взмахнул клинком, крест-накрест рассекая воздух, и вновь отскочил – он ведь всё равно что прыгнул сейчас прямиком в костёр. Пламя растекалось перед Молли широким полукругом, друзья сгрудились у неё за спиной; а тени шли, безликие и безрукие, и по лицу самой Молли струился обильный пот отнюдь не от её собственного пламени.
Но пустота вбирала её силу, вбирала жадно и без остатка, и долго так продолжаться не могло.
Не вычерпаешь ведёрком моря, не заполнишь кружкой озеро. И сила твоя, человеческая сила, не заполнит голодную бездну.
Тени идут сквозь огонь.
– Нет! Стой! – выкрикнула с отчаянием Ярина. – Дырки там! Дырки просто!..
Дырки дырками, это верно, но как же стояла против них госпожа Старшая, приняв облик куста? Или это лишь почудилось ей, Молли?
– Кусать только не вздумай! – крикнула Молли в ответ.
Пламя сдерживает тварей, но не более. И долго держать его нельзя…
Пустоглазов она просто залила магией. На них её силы хватило. На этих врагов уже не хватит.
Здесь должен быть какой-то выход. Обязательно. Лорд Спенсер не зря обмолвился.
За плечами по-прежнему словно цвели незримые луга Севера, там, где подземный огнь Чёрной Горы усмирён и приносит людям пользу, а не вред.
И там же стояла незримая госпожа Старшая. Не строгая наставница, что гнала Молли по узкому мосту над пропастью во владениях Зверя Земли, но соратница, равная. Кого и впрямь надо звать бабушкой, как в тех сказках, что пересказывала некогда Таньша.
* * *
– Вон она! Вон там, вон там! Слева!.. Не, справа!
Анея Вольховна перевела дух и усмехнулась. Побегайте, касатики. Убивать вас я не стану, не до того. Каждая малость силы потребуется, когда уходить отсюда придётся.
И на Предславу…
Шевельнулась, ожила, потянулась ниточка. Действует! Действует и связка, и ученица!..
Внучка. Настоящая, с кем и впрямь душа в душу врастает. Драться так драться, мириться так мириться. Всё у тебя было, Анея Вольховна, и муж любимый, и дочка, и внучка, свои кровные; ан вот настоящей-то выходит чужинка, кто и язык твой едва понимает, с пятого на десятое.
Двумя жизнями пленных покупала старая Анея жизнь Молли Блэкуотер. Две преграды смогли они одолеть, а вот дальше уже ей самой приходилось пробиваться.
Слабые отзвуки доносятся из подземелий, но и их достаточно, чтобы лишь опыт да стальная воля удержали старую Анею от того, чтобы замереть в слепом ужасе. Не позволяла себе, губу кусала – потому что коль правда то, что почудилось-привиделось…
…то не обойтись тут без помощи самих Зверей, кого удастся созвать: и Великого Медведя из пещер земных, и Кракена из морских глубин, и огненосную Жар-Птицу, и, может, самого легендарного Полоза-прадеда. Ну, или уж хотя бы Медведя с Кракеном.
…Анея Вольховна вела егерей широким кругом. То вверх по склонам, то вниз. В былые времена ждали бы их ловушки да капканы, а сегодня повезло мальчишкам, подданным Её Величества. Побегают просто по горам, по камням попрыгают. Авось поумнеют.
Но пора, пора уже, если и в самом деле верны её страхи, то одними рунами тут не отделаешься.
Вновь забилась, словно живая жилка, незримая ниточка, протянувшаяся сквозь каменные толщи.
Анея Вольховна на миг замерла, а потом уронила вдруг руки, опустила голову – пусть всего на миг, но опустила. Выдохнула с трудом, свистяще, сквозь стиснутые зубы и, быстро шагая, не останавливаясь, вытащила из ножен на поясе отточенный до бритвенной остроты костяной нож, вернее, ножик, с желтоватым лезвием, разукрашенным рунами.
Руны даже на первый взгляд казались злыми и угрожающими – топорщились острыми углами, иные казались безглазыми черепами, иные – неведомыми страшилищами.
На ходу полоснула по левому запястью, по суховатой загорелой коже. Поморщилась, встряхнула рукой – полетели кровяные брызги.
Радостно закричали за спиной. Увидели, заметили. Ну да ничего, последнее дело осталось сделать, а там…
Предслава…
* * *
Забилось, часто застучало в груди что-то, словно там у Молли появилось второе сердце. Властно толкнуло кровь по жилам, не давая застояться, силой вталкивая её, горячую, в узкие тропки артерий. Словно друг подставил плечо, словно сердечный кто-то поддержал под локоть на узкой и скользкой тропе по самому краю бездны.
