– Генрих Григорьевич… – Он кашлянул, уткнув губы в кулак. – Прошу вас, не рубите с плеча. Ощепков, возможно, не сознавал, что идет на нарушение революционной субординации. Он увлекающийся, мечтательный, одержим идеей внедрения навыков самообороны в массы. Мне кажется, в его действиях нет злого умысла…
– Да что ж ты за человек такой! – вспылил нарком. – Тоже блаженный, что ли, как твой Ощепков? Спиридонов, времена изменились, революции блаженные не нужны. Мы в окружении врага, нам нужны суровые, беспощадные солдаты, беспощадные прежде всего к себе!
– К себе – да, – ответил ему Спиридонов спокойно. – А к другим? О каком пролетарском товариществе можно говорить, если мы в каждом чихе будем видеть уклонизм, а в каждом товарище – потенциального врага народа?
– И что ты предлагаешь? – тихо спросил Ягода. – Оставить все как есть? Пусть он вместо тебя готовит милицейские кадры, так, что ли? А тебя тогда куда, в Наркомат связи к товарищу Рыкову?
[51]
– Я сам выговорю ему, – твердо пообещал Спиридонов. – Лично поставлю на вид. Полагаю, этого будет достаточно, а до того времени попрошу вас, Генрих Григорьевич, никаких действий против Ощепкова не принимать. Снять с человека голову легко, а вот пришить на место…
– Не так легко, как ты думаешь, – перебил его Ягода. – А если он упрется рогом?
Спиридонов задумался. Такой риск, конечно, существовал. Ну что ж, он приложит все силы, чтобы этого не случилось.
– Тогда вам и карты в руки, товарищ нарком, – ответил он.
Ягода устало откинулся в кресле:
– Ну и пес с тобой. Давай уж, выговаривай, но, если я хоть полслова еще про этого Ощепкова услышу, я его из «маузера» пристрелю! Понял?
– Так точно, товарищ нарком! – браво отвечал Спиридонов.
– Итогами межведомственных соревнований я доволен… – Ягода стал успокаиваться. – Иначе твой Ощепков до нашей встречи и не дожил бы, а если бы и дожил, все равно бы ты меня не уломал, гуманист. Но не забывай, Виктор Афанасьевич, что в следующем году у нас опять будут межведомственные соревнования по самообороне, сам знаешь. Будут армейцы, краснофлотцы, авиахимовцы, железнодорожники… команд будет еще больше. И они весь этот год будут готовиться.
– Знаю, товарищ нарком, – кивнул Спиридонов. – Готовлю ребят с того момента, как закончились эти. По семь потов за тренировку сгоняю.
– Что ты заладил, «товарищ нарком» да «товарищ нарком», – проворчал Ягода. – Ты у меня смотри – твои ребята всегда должны быть самыми лучшими. Чтобы ни у кого вопросов не возникло, чья система сильнее, понял?
– Так точно, Генрих Григорьевич…
* * *
Тем же вечером Спиридонов позвонил в Ивановский монастырь, где располагалась Центральная высшая школа милиции, непосредственно ее начальнику майору Аударину.
– Вольдемар Матвеевич, вас беспокоит майор госбезопасности Спиридонов, – сказал он ровным тоном.
Голос его собеседника был встревоженным:
– Добрый день, Виктор Афанасьевич. Мне звонили уже… от наркома.
– Вот что, Вольдемар Матвеевич, – неторопливо проговорил Спиридонов. – Я считаю, нам следует обсудить проблему в узком кругу. Не хотелось бы выносить сор из избы, да и с нашей стороны есть большая недоработка в том, что вам своевременно не дали нашу, чекистскую программу подготовки. Я завтра подъеду к вам в школу, а вы, будьте любезны, свяжитесь с вашим Ощепковым и обеспечьте его прибытие по месту.
Майор прокашлялся:
– Виктор Афанасьевич, разрешите обратиться?
– Обращайтесь, – разрешил Спиридонов.
– Понимаете, ситуация возникла по моему недосмотру, и мне не хотелось бы…
– Если вы насчет Ощепкова беспокоитесь, то ему ничего не угрожает, – сухо ответил Спиридонов. – Он хороший специалист, а его система вполне пригодна для первоначальной подготовки неквалифицированных кадров. Но рабоче-крестьянская милиция нуждается в чем-то большем, чем ГТО. Вы меня поняли, товарищ?
– Так точно, – ответил Аударин, и они распрощались.
Спиридонов положил трубку на рычаги, но спокойствия в душе не ощутил. Предстоял серьезный разговор. Да что греха таить – предстоял настоящий поединок. Ощепков мог не согласиться с его доводами. У него могли быть свои аргументы. Ощепков не понимал, что Москва – это не Кодокан. Что нельзя идти против Системы. Не его системы. Против той Системы, что в мучительных судорогах рождалась из послереволюционного хаоса.
Варя подошла тихонечко и осторожно обняла его за плечи:
– У вас опять проблемы?
Она, как и Клавушка, называла его только на «вы», и порой Спиридонову казалось, что, дай ей волю, она звала бы его своим господином, как Акэбоно. Она ничуть не изменила манеры своего с ним общения после того, как между ними произошла близость. Словно это не давало ей никаких прав на него. Словно она по-прежнему была не больше, чем его помощником. Причем у нее, как и у Клавушки, и как до того у Акэбоно, не было в этом даже тени раболепия. Только преданность и любовь.
– Есть немного, – ответил Спиридонов. – Завтра придется ехать в Ивановский монастырь.
О том, какое заведение размещается в бывшей обители, знала вся Москва. А Варюшка, как оказалось, знала и того больше.
– Там не так давно ваш приятель осел, – сказала она. – Ведет «общедоступные курсы самообороны для курсантов». И девушек, кстати, принимает.
Спиридонов вспомнил, что так и не согласовал с Ягодой идею женских курсов. Впрочем, это не страшно. Успеется.
– Знаю, – ответил он. – Опять он перешел мне дорогу, а я его выгораживаю!
– Зачем? – с детской непосредственностью откликнулась Варя. – Вот пусть бы и набивал свои шишки самостоятельно.
Она обошла его стул и присела на корточки рядом. Варя часто сидела так, когда он работал, обосновавшись в эркере. Она говорила, что ей так удобнее, чем на стуле.
Спиридонов вздохнул:
– Если бы дело было в одних только шишках! Он ведь и лоб расшибить может.
Варя серьезно на него посмотрела:
– И пусть бы, – сказала она тихо. – И не жаль.
– Да как ты можешь! – возмутился Спиридонов. Впервые за все время Варя сказала что-то абсолютно для него неприемлемое.
– Да просто, – ответила Варя. – Что вы видели от него хорошего? Все у вас проблемы только с ним. Вы его выгораживаете, а он вам то и дело подгаживает.
– Он не нарочно, – вступился за Ощепкова Спиридонов. – От незнания лишь.
– А ругал он вас тоже от незнания? – спросила Варя. – Виктор Афанасьевич, порой люди только кажутся добрыми и хорошими. Порой они снаружи белые, а внутри черные, как сажа.
