О женщин, якобы доспавшихся до верхних ступенек, которые теперь отдыхают, потому что они уже на самом верху, должно быть, спотыкаются мужчины в попытке подняться выше. Такой же феномен, что и на эскалаторе.
Много счастья в другом месте
Можно думать об Андрэ Хеллере что угодно, но то же самое, в принципе, можно подумать и о любом другом человеке. И это делает Хеллера опять же вполне нормальным. Кроме того, Хеллера можно слушать часами, не скучая при этом, и не помешать ему, как это произошло недавно на FM4.
Правда, Хеллер из 120 минут интервью 110 рассуждает о себе самом, но зато в оставшееся время говорит о мире больше, чем те, кто старается делать это всю свою жизнь. Чтобы диагностировать творчески-защемленное состояние Вены, ему достаточно одного-единственного хромающего оборота: «Нет другого такого города, который желал бы человеку меньше счастья, чем Вена». Кто по неосмотрительности попал здесь в культурные круги, тот это сразу подтвердит. И Хеллер говорит: «С такой же затратой энергии, с какой добиваешься чего-то в Вене, можно добиться того же самого и в Нью-Йорке, и в Париже». Слава богу, Лугнер
[104] этого не знал.
В любом случае мы желаем всем молодым художникам, которые разочаровались в Вене, много счастья где-нибудь в другом месте мира. Когда они вернутся звездами, их примут здесь бурно и торжественно и никогда больше не отпустят.
Лица под солнцем
В эти дни можно наблюдать горожан за самым приятным бесплатным занятием в мире. Они сидят на скамейках, подставив лицо солнцу. В ходу также оборот: «Они ловят первые солнечные лучи», – но это звучит как похищение детей с целью выкупа, а это тяжелая работа.
Подставлять лицо солнцу не какой-нибудь грубый рутинный акт, это требует особого умения получать удовольствие. Подставляющий лицо солнцу прикрывает глаза и приступает к просмотру диашоу. Ему показывают великолепные таблицы цветов – от желтого цвета банановой кожуры до мюльмановского оранжевого и до вишнево-томатного красного, смотря насколько крепко сжаты веки. Между тем в голове совершается переворот: мозговые клетки оттаивают ото льда, очищаются от пыли, вывешиваются по отдельности на просушку и подключаются к центральному теплоснабжению.
При этом, правда, коэффициент интеллекта понижается до уровня речного гольца
[105], что легко заметить по улыбке того, кто подставляет лицо солнцу. Но сердце при этом чувствует себя хорошо, как открытый камин. И презренно тупая повседневность вдруг не испытывает недостатка ни в одном миллиграмме блаженства – пока не набежит первое облачко.
Лыжная деревня
Сегодня – нечто жуткое, не для слабых сердцем и больных желудком. Пожалуйста, пристегнитесь и отправляйтесь с нами по федеральной трассе 99, мы поедем от Лунгау в сторону Зальцкаммергута. Не торопясь будем взбираться все выше по плавно бегущему асфальтовому курсу, проложенному через леса и луга. Вот – поляна, еще один холм, последняя корова с содроганием отворачивается. Если бы Джордж Оруэлл был еще жив, он бы нас предостерег. А так мы без подготовки погружаемся в мерзость, прочерченную гетто-мостовой. Злые духи Лас-Вегаса, должно быть, изучали здесь зальцбургские народные обычаи жителей Рейнской области еще до того, как начали воздвигать один гигантоманский памятник за другим. Несокрушимо забетонированные боевые замки гостиничного и ресторанного дела огромными буквами обороняются от всяких правил строительной эстетики. Краски, которые в природе находятся под запретом, здесь изблеваны непереваренными.
Наконец мы проскочили. «Что это было? – спросил один из нас. – Кошмарное видение?» – «Нет, это был Обертауэрн, – ответил другой. – Лыжная деревня, построенная по вкусу посетителей». – «Но сейчас лето, и метель не ограничивает видимость». – «Верно, в этом как раз и проблема».
Политик нуждается…
«Политику нужна совесть» – это, конечно, сенсация. «Совесть» – придет же такое в голову, когда речь заходит о политике. Неудивительно, что партии дерутся за этот слоган. Мы здесь тоже приложили усилия и сегодня можем предложить кандидатам в Хофбург
[106] несколько очень хороших слоганов на выбор, как нам кажется. Дорогой господин д-р Фишер, со спокойной совестью поручите то же самое вашей коллеге и выберите что-нибудь из нашего ассортимента: политику нужно немного мира, немного сна. Политику нужна сталь вместо бала в Опере. Политику нужен взгляд таксы. Политику нужен брюшной жирок (агрессивная рекламная линия для маленького человека). Или тонко и осторожно: политику нужен Фишер
[107] без наживки.
А теперь вам, дорогая госпожа д-р Ферреро-Вальднер
[108]. Откажитесь от совести: есть и другие способы добиться большего. Как оно было бы со следующих лозунгов. Политику нужна я, как тебе и мне. Политику нужна гувернантка. Политику нужна сварливая баба-кусачка (жесткая рекламная линия для рабочих районов). Политику нужна садовая мотыга (реклама для мелкого огородника). Политику нужны здоровые десны (ответ на брюшной жирок Фишера). Или: политику не нужно прятаться от меня, я все равно его найду.
Сколько лет ребенку?
Сегодня вопрос-викторина для всех учителей немецкого языка в Австрии. В каком классе может учиться девочка, которая так храбро и почти без ошибок рассказывает о своем доме следующее.
«Сначала мы жили в одном доме, где снимали первый этаж. Но дорога до школы оттуда была всегда опасной».
«До того как мне исполнилось (…) лет, мне приходилось ходить в школу через поле. Мой папа никогда не хотел, чтобы я шла домой одна. Мой папа построил собственный дом ближе к школе, и дорога к ней перестала быть такой опасной».
«Когда бы я ни пришла из школы, моя мама всегда была дома».
«Когда я была маленькая, у нас сперва была овчарка, которую я очень любила, но она потом, к сожалению, ушла (…). Потом у нас, правда, была такса, которую я очень любила».
«Иногда нам многого не хватало». Правильный ответ: дама уже давно вышла из школьного возраста. Она взрослая (55), писала эти и тому подобные фразы на своем сайте – и чуть было не стала (не хватило капельки везения) нашим новым федеральным президентом.
Мы любим немцев
Сегодня – гипотеза, которая предположительно еще никогда не выдвигалась: австрийцы любят немецкий менталитет. Признаться, они любят его настолько тайно, что их еще ни разу не застукали за этим занятием, и настолько тайно, что немцы бы об этом никогда не догадались.
