Наша – постояльцев – забота отныне каждую ночь разрушать этот шедевр, чтобы привести все эти слои ткани в состояние, пригодное для сна. Это значит, что в отпуске мы стелем себе постель сами и платим за это горничным.
Лето вместо моды
Австрия обижена модой по климатическим причинам. Наша зима слишком коротка для того, чтобы у австрийцев появилась своя зимняя мода. Лето у нас слишком редкий гость, чтобы мы встречали его в полной экипировке. К августу у нас уже истощается фантазия, и мы не можем придумать, что бы на себя надеть или что бы с себя снять.
Сезонная радость: чем меньше на австрийцах надето, тем более стильными они выглядят. На нудистских пляжах мы могли бы быть не менее шикарны, чем римляне или парижане. К сожалению, мы все портим шейными цепочками желтого металла, изготовленными в Вулькапродерсдорфе, и эцтальскими горными блестками или шлепанцами марки «Атцгерсдорф» (привет Гонолулу). К тому же дамы позволяют себе стандартную альпийско-адриатическую химическую завивку. Она впитывает пот и позволяет секущимся волосам казаться ухоженными, хотя обычно они никогда не выглядят чистыми настолько, чтобы иметь естественный блеск.
Внушает опасения вот что: чем меньше на австрийцах одежды, тем меньше мода может им навредить. Ее просто больше не принимают во внимание. Зимой мы забираемся в картофельные мешки на вате, летом мы из них вылезаем и показываем, что мы под ними скрываем. И всегда находится тот, кому приходится на это смотреть.
Турист, ты везучий заплутавший
Нет никого смелее и беспомощнее, никто, кроме него, не продает дешевле и вряд ли кто-то платит больше.
Один из беднейших людей на этой планете – турист. Он целенаправленно плутает на чужбине и платит большие деньги за то, чтобы в незнакомой стране ему помогли почувствовать себя как дома. Он преднамеренно окунается с головой в чуждые условия жизни и платит большие деньги за то, чтобы ему помогли найти в этом мире свой дом. Он находится в поиске неизвестного и платит большие деньги за то, чтобы ему указали на признаки, по которым в незнакомом он находит родное. Он выбрасывает за борт ценности, с трудом накопленные и тщательно подогнанные под нужды серых будней, чтобы жить так, как, по его мнению, живут там, куда его занесло. На самом деле они живут там так, как, по их мнению, надо изобразить ему, чтобы он чувствовал себя как дома (и чтобы платил за это много денег).
Турист беспечно впадает в исключительное психическое состояние. Он шизоаффективно активен (отпуск по городам) или маниакально пассивен (купальный отпуск). Он ищет привычное в необычном и идиллию в безотрадности. За это он отдает свое самое драгоценное время – отпускное. Да, он достаточно смел, чтобы возомнить себя в отпуске, когда он теряется в незнакомой местности, чтобы затем рассказывать об этом истории.
Его основное качество – ментальная сила. Он парит в эйфории человека, который на ходу рвет у мира подметки, – над болотами и пустынями, доверчиво-гордо чешет по песчаным и асфальтовым пустыням. Никакая глушь его не огорчает, никакая каверза ему не помеха. У него постоянно такое чувство, будто с ним происходит именно то, чего он и хотел, именно то, за что он заплатил так много денег. Он по-детски радуется каждому новому впечатлению. Он благоговеет перед тем, чего дома даже не заметил бы. Он с влажными глазами стоит перед чудовищным военным памятником, ласкает взглядом нечитаемые надписи и нервно листает библию путеводителя по городу, чтобы фактически благословить восхитительное мгновение встречи с только что чужим, а теперь таким близким культурным достоянием. Если об этом нечего прочитать, он чувствует себя первооткрывателем и тихо прощается с этим памятным местом. Фотографии будут вечно напоминать ему о встрече.
Туриста, разумеется, можно сразу же узнать повсюду в мире, быстрее всего по его внешности. Он одет в карнавальный костюм, одобренный индустрией досуга, которая и отправила его в путешествие. Все в нем практично, удобно и легко в обиходе, будь то мембранная ткань (спортивный отпуск) или сафари (тропический отпуск), безрукавка (экскурсионный отпуск) или голоного-голопузо-свободное нечто (отпуск на пляже). От него пахнет здоровым потом, возникшим не из-за стресса, а из-за жаркого климата, и ничто не пахнет работой в офисе. Перед отъездом он заполз под карьерную лестницу, чтобы у ее подножия влезть в разношенные кроссовки с полной пропиткой. Правда, тем самым он ставит себя на одну общественную ступень с местным бегуном трусцой. Но чувствует себя выше своего генерального директора. Он выкупил себя у фирмы и у генерального директора. Он ведет себя нездорово. Он сложил с себя экономическое тщеславие и продает себя безгранично дешево. За это он платит много денег.
А можно мороженое?
Мир меняется не к лучшему и не к худшему, а к уравненному. Например, о замедлении развития педагогики свидетельствует речевой вирус, которому подвержены вот уже несколько поколений детей от четырех до десяти лет. Этот вирус заставляет их забывать о глаголе действия прямо посреди фразы. У взрослых тут же возникает уточняющий и надоевший уже вопрос: что именно можно? Церемония происходит так:
Ребенок: «А можно мороженое?» Мать/Отец: «Можно – что? Оплатить? Приготовить? Угостить им нас?» Ребенок (улыбаясь с деланой кротостью): «Нет, получить». Мать/Отец (с победным смехом): «А, то-то же. Почему бы и нет? Сейчас!» Мать/Отец чувствуют себя опытными и умными педагогами. Ребенок получает мороженое. Все счастливы.
Двадцать лет спустя все повторяется. Ребенок уже сам стал матерью/отцом и теперь отыгрывается на своих детях за нравоучения собственного детства. Ребенок на генном уровне подхватил речевой вирус и спрашивает: «А можно колу?» Мать/Отец: «Что ты хочешь проделать с колой? Посмотреть? Понюхать? Выпарить?» Ребенок (кротко улыбаясь): «Нет, выпить». Мать/Отец: «А, вон оно что! Кстати, надо говорить не «колу», а «стакан колы». Ребенок: «Можно бутылку колы?»
Вечеринка Лены
Читательница Биргит изображает нам следующий диалог с ее четырнадцатилетней дочерью Леной. Лена: «Можно мне в субботу вечером на вечеринку у Джекки?» Мать: «Когда она начинается?» Л.: «Не раньше десяти». М.: «Это слишком поздно. Ты же знаешь, самое позднее в одиннадцать ты должна бать дома». Л.: «Хорошо, сама будешь виновата». М.: «Что значит «сама будешь виновата»?» Л.: «Ну, раз мне нельзя ходить на вечеринки». М: «Что ты хочешь этим сказать?» Л.: «Ну, я же встречусь с Фло». М.: «Но в одиннадцать ты будешь дома». Л.: «Да, я думаю, что все закончится». М.: «Что закончится?» Л.: ««Ну, что? Фло ведь всегда говорит: «Уж эти дурацкие вечеринки! А не могли бы мы хоть раз побыть вдвоем?» М.: «И где же вы собираетесь побыть вдвоем?» Л.: «У него дома, разумеется». М.: «Там ведь его родители, так что все в порядке». Л.: «Они уезжают в субботу вечером». М.: «Куда?» Л.: «Откуда мне знать, может, на вечеринку» (У них уже трое детей.) М.: «Это значит, вы хотите вдвоем…» Л.: «Конечно, а ты как думала? И без предохранения…» М.: «ОБ ЭТОМ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ И РЕЧИ!» Л.: «Тогда отпусти меня на вечеринку к Джекки!» М.: «Но в двенадцать ты должна быть дома!» Л.: «В час». М.: «Но это самое позднее».
