– Может, Тереза хотела, чтобы мы нашли именно кольцо. Может, она из-за него так себя вела?
Фредди не был в этом уверен.
– Хм, а ручка тут при чем?
Лора, не приняв во внимание этот аргумент, стала развивать свою теорию:
– Это же ее обручальное кольцо. Как ты не понимаешь? Это ведь соединение, связь между ними. Именно это символизирует помолвка.
Фредди все еще сомневался.
– То же самое можно сказать и про свадьбу, но, хотя мы им ее устроили, это не сработало.
Гримаса, которую скорчила Солнышко, явно свидетельствовала не только о том, что им ее не удалось убедить, но еще и о том, что, по ее мнению, они оба снова ведут себя чрезвычайно глупо.
– Ручка – для подсказки. Она значит «написание», – сказала она.
Солнышко взяла фотографию Энтони и его родителей.
– Вот почему Тереза включала музыку, – сказала она, передавая Фредди фотографию.
Настал его черед вопросительно посмотреть на Лору в ожидании объяснения.
– Это Энтони и его родители. Нам об этом рассказал Роберт Квинлан. У его родителей как-то вечером было свидание, тогда его отец приехал домой в отпуск. И Энтони спустился, чтобы пожелать родителям спокойной ночи, а они танцевали под песню Эла Боулли. Он тогда в последний раз видел своего отца, потому что потом отец умер. А когда Энтони повстречал Даму Цветов, – Солнышко очень хотела поведать историю полностью, – он рассказал ей все о родителях, и потом они танцевали в Ковент-Гардене, чтобы он перестал грустить. – Она покрутила кольцо, которое все еще было на ее пальце, и добавила: – А теперь нам нужно найти способ помочь ей перестать грустить.
– Ну, думаю, кольцо стоит того, чтобы попытаться, – сказала Лора, протянув руку, и Солнышко нехотя сняла его и отдала ей. – Мы положим его в зимнем саду рядом с фотографией. А куда в таком случае нам поставить этого роскошного жеребца? – спросила она, пытаясь отвлечь Солнышко.
Но Солнышко, заметив коробку от портнихи, осторожно подняла крышку. Ее восторженный возглас заставил Лору и Фредди подбежать к ней. Лора достала из коробки роскошное платье из ярко-голубого шелкового шифона. Его явно ни разу не надевали. Солнышко любовно погладила изысканную ткань.
– Это ее свадебное платье, – сказала она чуть ли не шепотом. – Это свадебное платье Дамы Цветов.
Фредди все еще держал в руках фотографию.
– Чего я не понимаю, так это почему все лежало в чемодане на чердаке? Мне кажется, что именно эти вещи были для него дороже всего: кольцо, фотография, платье, то, с чего начался розарий. И даже рукописи. Он остался верен себе, отказавшись их переделывать, и поэтому, должно быть, ими гордился.
Солнышко рисовала круги на пыльной крышке чемодана.
– Они причиняли ему слишком много боли, – сказала она.
Морковка ткнулся мордой в дверь кабинета и завыл. Пора было его кормить.
– Пошли, – сказала Лора. – Давайте отнесем кольцо и платье в зимний сад и найдем новый дом для этой лошадки.
– Сью, – поправила ее Солнышко, следуя за ней и Фредди. – И не кольцо надо там положить, а письмо.
Но Лора и Фредди ее не услышали.
Глава 38
Юнис
1997 год
– Я уверен, что этот чертов парень ищет проблемы на свою голову!
Брюс в один момент пересек комнату и упал на стул, словно трагическая героиня немого черно-белого фильма.
Юнис ждала, что он вот-вот поднесет руку ко лбу, чтобы нагляднее продемонстрировать свое страдание и охватившее его чувство собственного бессилия. Он приехал – без приглашения – и начал возмущаться еще на лестнице.
– Спокойнее, приятель, – сказал Бомбер, стараясь сдержать смех из-за того, что подпортил его дежурную фразу. – А то может выйти недоразумение.
Бэби Джейн, величественно усевшись на новой подушке из искусственного меха, осмотрела Брюса и пришла к выводу, что он не стоит ее внимания.
– Хочешь чашечку чая? – спросила Юнис, стиснув зубы.
– Только если ты принесешь ее вместе с большим стаканом виски, – грубо ответил Брюс.
Юнис все равно поставила чайник на плиту.
– А теперь объясни, что это тебя так взбудоражило? – Бомберу действительно было интересно узнать, что смогло так вывести Брюса из себя.
Волосы Брюса, чем-то напоминающие волосы Барбары Картленд, но только не цветом, затряслись мелкой дрожью от негодования.
– Пошел этот Энтони Пэдью к черту! К черту, а потом пусть в аду горит!
Бомбер покачал головой:
– Ну, ты такое скажешь! Не чересчур ли грубо? Если, конечно же, он не передал графин вправо
[49] или не изнасиловал твою единственную дочь.
Впервые столкнувшись с Брюсом, Юнис предположила, что он гей. Но у Брюса была жена – пышнотелая немка с дирижаблями вместо грудей и намеком на усики, которая разводила мышей и устраивала с ними представления. Как ни странно, Брюсу и Брюнхильде удалось произвести на свет потомство – двух мальчиков и девочку. Это стало одной из величайших загадок, но не той, над которой Юнис собиралась ломать голову.
– Он окончательно выжил из ума, – заявил Брюс. – Он умышленно пишет провокационную чушь, которую я не опубликую (и он это знает), полную мрачных событий и странных концовок – или вообще без концовок. Мне кажется, он думает, что это изысканно, или модно, или что-то вроде катарсиса в результате постигшего его горя. Но мне это вообще неинтересно. Я знаю, что нравится нормальным, приличным людям – это хорошие, простые истории со счастливым концом, в которых плохиши получают по заслугам, парень получает девушку, а секс не слишком эксцентричный.
Юнис грохнула на стол перед ним чашку, умышленно пролив на блюдце немного жидкости цвета воды после мытья посуды.
– Так ты думаешь, что никому из твоих читателей не понравится некий вызов? Не захочется размять свои интеллектуальные мышцы, так сказать? Сформировать свое мнение или сделать собственные выводы хотя бы раз?
Брюс поднес чашку к губам и, разглядев ее содержимое, раздраженно, со звяканьем поставил ее на блюдце.
– Дорогой мой, а мы объясняем читателям, что им нравится. Все так просто.
– Тогда почему ты не можешь объяснить им, что новые истории Энтони Пэдью им понравятся? – Бомбер едва сдержался, чтобы не сказать: «Один – ноль в мою пользу». – Энтони Пэдью. Разве не его сборник коротких рассказов очень хорошо у тебя пошел?
