– Я так и подумала. – Сара ухмыльнулась в ответ.
До Лоры постепенно доходило, что ее жизнь все еще была интересной и у нее множество возможностей – возможностей, о которых она столько лет мечтала. Ей многое придется наверстать.
– А что насчет Солнышка? – спросила она. – Посоветуешь что-нибудь?
– Поговори с ней. У нее синдром Дауна, она не дурочка. Расскажи, что ты чувствуешь. А потом – что на самом деле произошло на свидании. Если ты не расскажешь об этом Фредди, то, я уверена, расскажет она.
Лора отрицательно помотала головой.
– Слышала, что он сказал, когда ты предположила, чем мы занимались в кладовой? Ни в коем случае.
– Ой, Лора! Ты иногда так тупишь.
Лора воздержалась от того, чтобы воткнуть вилку ей в руку.
– Помнишь Николаса Баркера из школы для мальчиков?
Лора вспомнила высокого парня с веснушками, сильными руками и в поношенной обуви.
– Он всегда дергал меня за косички в автобусе или делал вид, что меня вообще нет.
Сара широко улыбнулась.
– Он стеснялся. А делал он это потому, что ты ему нравилась!
Лора тяжело вздохнула:
– Господи! Только не говори, что мы недалеко ушли от тех пятиклашек.
– Говори за себя. Но я считаю, что тебе любым способом нужно сократить огромное расстояние между вами. Особенно если тебе нравится Фредди так же сильно, как ты ему. А теперь я закажу пудинг!
Сара заказала такси до вокзала. Пока они ждали на стоянке машину, Лора, обняв подругу, сказала:
– Спасибо огромное, что приехала. Прости меня за то, что я такая зануда.
– Ты не меняешься, – съязвила Сара. – Но на самом деле – без проблем. Ты бы для меня сделала то же самое.
– Размечталась!
В этом была вся Лора – всегда прячущаяся за шутками, отмахивающаяся от комплиментов. Но Сара никогда не забудет, что восемь лет назад именно эта Лора сидела рядом с ней в больничной палате, вытирая ей слезы, тогда как ее муж ходил взад-вперед на стоянке, выкуривая сигарету за сигаретой и рыдая. Именно Лора держала ее за руку, когда она рожала первого ребенка – прекрасную девочку, которая умерла до того, как они смогли познакомиться. Дочку, которую назвали бы при крещении Лора-Джейн.
Этим же вечером Лора вышла из дома, чтобы найти Солнышко. Она, как обычно, сидела на скамейке на той стороне пустыря.
– Могу я присесть? – спросила Лора.
Солнышко улыбнулась. Улыбка была теплой и приветливой, отчего Лору переполнило чувство вины и стыда.
– Я хочу извиниться, – сказала она.
– За что?
– За то, что не была такой хорошей подругой, как ты.
Солнышко на минуту задумалась.
– Я тебе нравлюсь?
– Да. Очень.
– А почему тогда ты прячешься? – спросила она печально.
Лора вздохнула:
– Потому что, Солнышко, я ко всему этому еще не привыкла – ни к жизни в этом доме, ни к потерянным вещам, ни к тому, что надо пытаться сделать то, что хотел бы Энтони. Иногда я злюсь и пугаюсь и мне надо побыть одной.
– А почему ты просто мне не сказала?
Лора улыбнулась ей:
– Потому что иногда я веду себя как балда.
– Тебе когда-нибудь бывает страшно?
– Да, иногда.
Солнышко взяла ее руку и крепко сжала в своей. Ее мягкие пухлые пальцы были ледяными. Лора встала и подняла Солнышко со скамейки.
– Идем сделаем приятную чашечку чая, – сказала она.
Глава 26
– Думаю, ему нужна печенька, – сказала Солнышко, нежно гладя комок шерсти и костей, который должен быть американской оленьей собакой. Пес смотрел на нее испуганно: ему явно часто приходилось терпеть побои. Когда его мучителям надоело подвергать его пыткам, они вышвырнули животное на улицу, бросив на произвол судьбы. Вчера вечером Фредди нашел его, лежащего на полоске газона возле Падуи. Был сильный дождь, пес насквозь промок и слишком обессилел, чтобы сопротивляться, когда Фредди поднял его и отнес в дом. Его зацепила машина, и у него была небольшая рана возле хвоста. Лора ее промыла и перевязала, пока Фредди держал трясущегося пса, завернутого в полотенце. Он отказался что-либо есть, но попил воды, и Лора просидела с ним всю ночь, время от времени засыпая в кресле, пока пес, завернутый в одеяло, лежал, не шевелясь, в нескольких дюймах от огня. Когда первые призрачные лучи зимнего рассвета просочились через кружевные занавески в кабинет Энтони, Лора зашевелилась. Шею ломило из-за неудобного положения, в котором она просидела в кресле всю ночь. От огня остались лишь несколько упорно тлеющих угольков. Пес лежал неподвижно.
«Господи, пожалуйста!» – взмолилась Лора и наклонилась вперед, чтобы проверить, поднимается ли от дыхания одеяло. Ничего. Никакого движения. Никакого звука. Но не успели еще слезы скатиться по ее щекам, как одеяло внезапно дернулось. Послышался резкий вдох, а потом громкий храп – и как это Лоре удалось здесь уснуть?
Солнышко была в экстазе, когда, придя к ним утром, обнаружила, что у них четвероногий гость. Лора никогда не видела ее такой оживленной, обычно она была серьезной и глубокомысленной. Солнышко очень осторожно потрогала его и решила, что он должен как следует поесть.
– Нельзя давать ему много еды сразу. Тогда у него заболит живот и его может стошнить, – предупредила Лора.
Солнышко состроила гримасу, которая превосходно выражала ее неодобрение рвоты.
– Может, ему надо что-то выпить? – с надеждой произнесла она.
Лора могла понять ее рвение. Солнышко очень хотела сделать что-то, от чего бы псу стало лучше, чтобы он стал здоровее. Счастливее. Но иногда не следует делать то, что кажется необходимым, как бы тяжело это ни было.
– Я думаю, ему просто надо отдохнуть, – сказала она Солнышку. – Укутай его в одеяло и оставь в покое на какое-то время.
Солнышко аккуратно укутывала его минут десять, а затем Лора уговорила ее пойти помочь ей с сайтом. Фредди приехал раньше обычного и обнаружил их в кабинете.
– Как бедняга поживает?
Лора не могла заставить себя оторвать взгляд от экрана.
– Ему уже лучше, как мне кажется.
После случая в кладовке Фредди и Лора в обществе друг друга постоянно ощущали неловкость – она висела между ними, словно дым. Лора отчаянно хотела избавиться от этого дыма, рассказав Фредди, как на самом деле прошло свидание, но почему-то так и не смогла найти слов, чтобы начать разговор. Он подошел к огню и нагнулся к укутанному в одеяло псу. На него взглянули большие грустные глаза. Фредди поднес к его носу руку, чтобы тот понюхал ее, но пес инстинктивно дернулся, и инстинкт этот был порожден горьким опытом.
