После обеда они все отправились в кабинет. Солнышко очень хотела показать Фредди музей потерянных вещей Энтони, а Лора тешила себя мыслью, что сможет узнать, нет ли у него каких-нибудь идей, как эти вещи вернуть хозяевам. Лоре казалось, что с каждым разом в кабинете становится все больше вещей и все меньше места. Она тоже как будто уменьшалась, сжималась. Она тонула во всем этом. Еще ей казалось, что полки стонут, угрожая упасть, а ящики скрипят, будто собираются вот-вот грохнуться на пол. Она боялась, что ее погребет под собой лавина потерянного имущества. Для Солнышка эти вещи были драгоценным кладом. Она гладила их, брала в руки, прижимала к себе, тихо разговаривая сама с собой – а возможно, с вещами, – и произносила слова, написанные на ярлыках, будто околдованная. Фредди был поражен.
– Кто бы мог подумать! – прошептал он, рассматривая окружающие его вещи. – Так вот почему он всегда с сумкой ходил!
Зыбкий октябрьский солнечный свет изо всех сил старался пробиться сквозь решетку для растений, увитую цветами и листьями, и кружевные занавески. В комнате было темно, она была запачкана тенями. Он отодвинул штору, вызвав метеоритный дождь из мерцающих пылинок.
– Давайте впустим немного света.
Солнышко показывала ему этот музей, словно хранительница, которая гордится собранной коллекцией предметов изобразительного искусства. Она показывала ему пуговицы и кольца, перчатки, плюшевых мишек, искусственный глаз, разные украшения, фрагмент пазла, ключи, монеты, пластмассовые игрушки, пинцеты, четыре комплекта вставных зубов и голову куклы. И все это лежало в одном ящике. Кремовая чашка с блюдцем, украшенная фиалками, стояла на столе. Солнышко взяла ее и дала Фредди.
– Красивая, да? Но даме она больше не нужна, так что Лора оставила ее для приятного чаепития.
Лора хотела было возразить, но на лице Солнышка была написана такая стопроцентная уверенность, что слова растворились у нее во рту. Фредди передал чашку Лоре.
– Значит, она твоя.
Он сел.
– Но вы попытаетесь вернуть все остальное, – сказал он, обведя рукой комнату, – тем, кому оно принадлежит? – Его спокойный тон никак не соответствовал чудовищности задания.
– Таков план, – ответила Лора.
Солнышко отвлек предмет, выпавший из ящика, который она открыла. Она подняла его с пола, но сразу же выронила, вскрикнув, как от боли.
Женская перчатка из темно-синей кожи, на правую руку. Найдена возле зеленого ограждения у основания моста Кау-Бридж двадцать третьего декабря…
Ей было горько. Слишком холодно для снега. Роуз посмотрела на черное небо, проколотое созвездиями и острым серпом луны. Она вышла на улицу минут двадцать назад, но ноги уже окоченели, а пальцы рук замерзли. Слишком грустно для слез. Она уже практически пришла. Повезло, что машин почти не было: никто не отвлекал и не вмешивался. Слишком поздно думать. Вот здесь. На этом самом месте. Через мост, а потом лишь пустой, покрытый травой берег. Она сняла одну перчатку и достала из кармана фотографию. Она поцеловала лицо маленькой девочки, улыбающейся ей. Слишком темно, чтобы увидеть, но Роуз знала, что она там.
– Мамочка тебя любит.
Спускаясь по травянистому склону, она схватилась голой рукой за лезвие замерзшей травы. Внизу – глина.
– Мамочка тебя любит, – снова прошептала она, когда вдалеке огоньки пронзили тьму и рельсы начали гудеть. Слишком тяжело жить.
– Слишком тяжело жить. Дама умерла.
Солнышко трясло, пока она пыталась объяснить. Фредди притянул ее к себе и крепко обнял.
– Думаю, тебе необходимо приятное чаепитие.
Он сделал чай под надзором Солнышка. Выпив две чашки чая и съев печенье с вареньем, она попыталась рассказать им немного больше:
– Эта дама очень любила маленькую девочку, но она была очень расстроена.
Лора забеспокоилась.
– Солнышко, может, тебе больше не стоит заходить в кабинет?
– Почему?
Лора колебалась. Часть ее не хотела, чтобы Солнышко принимала участие в этом деле. Она знала, что желание это было эгоистичным, но она безумно хотела найти способ заставить Энтони, а может, и своих родителей, гордиться ею. Пусть они и были мертвы. Наконец у нее появился шанс сделать что-то правильное, и она не хотела отвлекаться.
– Вдруг там окажутся и другие вещи, которые расстроят тебя.
Солнышко отрицательно помотала головой:
– Я уже в порядке.
Лору это не убедило, но Солнышко хотела донести до них кое-что еще.
– И если не знать, что такое грусть, то как же узнать, что такое счастье? – спросила она. – К тому же умрет каждый.
– Думаю, она тебя разгромила, – пробубнил Фредди.
Лора признала поражение натянутой улыбкой.
– Может быть, мне удастся поднять тебе настроение, – продолжил Фредди. – У меня есть план.
Глава 21
Солнышко – унылая фигура в коротком розовом пальто и кедах с серебристыми пайетками – ждала возле солнечных часов. Сырой октябрьский день уже ускользал; приближающийся закат окрасил край пустого неба в румянец цвета ревеня. По команде Солнышка Фредди завел граммофон и занял свое место рядом с Лорой; они пошли по тропинке между двумя рядами чайных свечей к Солнышку, чтобы провести церемонию. Фредди нес обычную деревянную урну с прахом Энтони, а Лора – раскрашенную картонную коробку, полную конфетти в виде лепестков роз, и фотографию Терезы из зимнего сада. Лора подавила желание рассмеяться, идя как можно медленнее под пение неизменного Эла Боулли.
Солнышко продумала все до мельчайших деталей. Граммофон расположили у окна так, чтобы Фредди мог до него достать, а конфетти-лепестки и чайные свечи с запахом роз заказали специально для этого случая.
Сначала Солнышко хотела дождаться, когда розы расцветут, но Лора даже мысли не допускала, что прах Энтони будет томиться на полке еще девять месяцев. Она не могла препятствовать его встрече с Терезой. Свечи с запахом роз и конфетти – с трудом достигнутый компромисс. Фредди и Лора подошли к Солнышку в тот момент, когда мистер Боулли начал петь последний куплет.
Наверное, Лора впервые вслушалась, именно вслушалась в слова. Эта песня могла быть написана для Энтони и Терезы. Солнышко выдержала паузу достаточно долгую, чтобы ее можно было счесть драматической, после чего начала читать написанное на листке бумаги, который она держала в руке.
– Скорбящие, сегодня мы собрались здесь пред лицом Божьим, чтобы в силу роковых обстоятельств воссоединить этого мужчину, святого Энтони, – произнесла она и коснулась верхней части урны, – и эту женщину, Даму Цветов, – указала она рукой, повернутой вверх ладонью, на фотографию, – в этом знатном имении. Святой Энтони берет в законные жены Даму Цветов, чтобы с этого дня они поддерживали и любили друг друга, в радости и горе, в богатстве и бедности, пока смерть не воссоединит их. Складно получилось! – с гордостью сказала она самой себе.
