– Догадываюсь, – ответил Шепелев. – Что и должно было начаться. О чем я и говорил сегодня утром.
– Какой ты у нас умный! Что ж ты никого не поймал! Почему не смог задержать диверсанта живьем! Двух людей погубил!! А где ты сам был?! В кабинете просиживал! – Дед бил в незащищенное место, он был прав, возразить ему было нечего. – Все приведений ловишь?! Где они твои приведения?!
– Здесь, – Шепелев продолжал стоять, перекатывая в ладонях бензиновую зажигалку. – И ты видишь, что подтверждаются мои слова.
– А, может, уже подтвердились? Или покушение на убийство секретаря райкома – пустяк и твоего внимания не стоит, как и диверсия на «Красной заре»?!
– Нет.
– Нет?!
– Нет. Худшее впереди.
– Худшее уже началось, капитан. Если нас с тобой не расстреляют завтра, то, можно сказать, нам повезет. А стрельнут – будут правы.
– Но до этого я должен успеть выявить замысел врага, – капитан наконец сел.
– Успеть он хочет, – проворчал Дед. Раз он перешел на ворчание, значит, гнев, принесенный им с собою, пошел на убыль. – Ну, допустим, ты прав. И что с того? На что ты надеешься?
– На то, что врагом приведен в действие разветвленный механизм, задействовано много людей. – Легкие капитана в отличие от старшего майора еще были способны принимать табачный дым, капитан закурил. – И не могут они действовать безошибочно, не могут не задеть одну из жил, натянутых мною в этом городе. Когда-то где-то должен звякнуть сигнальный колокольчик. Вот я и надеюсь его расслышать. В конечном счете, надеюсь на ночные рейды. Правда, на них меньше всего.
– Красиво говоришь. Прям оратор на трибуне, – с момента последнего разговора Дед осунулся, потемнел лицом. Похоже, не осталось в нем сил даже на продолжительный гнев. – Колокола уже звонят, а не колокольчики. Если б ты слышал, какой крик стоял в Смольном. Что там творилось! Товарищ Жданов отбил кулак о мебель. А если б я вдруг встал и слово в слово повторил твою ахинею, – Деду вдруг самому стало смешно, – я бы сейчас точно ехал в желтый дом, а не выслушивал бы басни о привидениях. Партия дала нам сутки, капитан. Чтобы вырвать с корнем заразу, которая посмела высунуть голову. Заговор врагов, устроивших взрывы и убийства, должен быть раскрыт.
Дед замолчал. Молчал и капитан, докуривая папиросу. Потом Шепелев спросил:
– Могу я рассчитывать на десять групп и десять машин на ночь?
Дед внимательно посмотрел на подчиненного, вздохнул и ответил:
– Получишь. Ну, ладно, капитан, если допустить, что ты прав… Какого рода операция готовится? Диверсия, покушение, кража секретных документов, что?
– Не знаю, – не стал врать Шепелев.
– А попробовать определить место проведения врагом акции?
– Сходу могу назвать сотню возможных мест, одно другого лучше.
– М-да, – Дед покачал головой, – Комиссар госбезопасности второго ранга уже отдал приказ. Половина личного состава будет брошена на усиление охраны объектов и отдельных лиц по особому списку. Может, удастся предотвратить…
– А я думаю, это учтено врагом. И он как-то хочет это использовать. Тут у меня появились кое-какие соображения…
В дверь постучали.
– Да! – отозвался капитан.
В дверь заглянул рядовой Минаков:
– Товарищ старший майор, разрешите обратиться к товарищу капитану?
Нетунаев махнул рукой «обращайся».
– Товарищ капитан, там по аппарату… Ничего не передали. Сказали кого-нибудь из командиров. Назвались… – Минаков опустил глаза на ежедневник, который держал в руках, – Вальтером…
Через несколько минут, когда капитан Шепелев вернулся в комнату, старшему майору Нетунаеву достаточно было увидеть ожившие глаза капитана, чтобы понять – телефонный звонок принес след.
– Этого я и ждал, – сказал Шепелев, в голосе его слышалось охотничье нетерпение, – они ж не боги, чтоб парить над землей, совсем уж ее не касаясь…
Рядовой Минаков напутал. Оперативный псевдоним позвонившего произносился не «Вальтер», а «Вольтер». Человек сам себе его выбрал. Наверное, потому, что работал он по поэтической линии. Более чем просто работал – преуспевал. Его стихи печатали на передовицах, песни на его стихи исполнялись с эстрады, на демонстрациях, в кинематографе перед сеансами и по радиотрансляции. «Вольтер» вел публичную жизнь, полную ресторанов, домашних и дачных застолий, ялтинских санаториев, красивых женщин и новых знакомств. Обилие знакомств его и погубило. Кто-то вспомнил, что поэт был некогда близок с семьей одного репрессированного маршала и поставил в известность органы. Капитан Шепелев, которому поручили это дело, подозревал, что материал о дружбе с семьей маршала всплыл не сегодня. Но до поры до времени на этот фактик из жизни поэта, имевшего влиятельных покровителей, закрывали глаза. Припомнили, конечно, не случайно. Предположительно, поэт, слишком вольничавший с замужними женами, насолил очень серьезному человеку, мнения и пожелания которого были более чем весомы. Так появилась папка с делом поэта, куда сразу же добавились разные мелкие губительные для легкомысленного сочинителя подробности. Например, во время застолий он любил исполнять переложение известной песни, имитируя Утесовский голос:
Бывайте здоровы, живите богато,
Насколько позволит вам ваша зарплата.
А если зарплата вам не позволит,
Тогда не живите, никто не неволит.
За одну такую песенку, в которой содержится издевка над советским строем, можно уже было привлекать. И подобного набралось немало. Папку вручил Шепелеву майор Алянчиков с просьбой расследование не затягивать.
Поэт сам помог ускорить расследование тем, что сходу чистосердечно признался в сотрудничестве с вражеской разведкой. И это оказалось сущей правдой.
Выяснилось, что денежные аппетиты будущего «Вольтера» значительно превышали его доход. На этой слабости его и взяли. Классически опутали долгами, зависимостями и компрометирующими материалами, а взамен возможным неприятностям предложили неплохо оплачиваемое сотрудничество. «Вам всего-то и придется внимательно слушать и запоминать, что говорят в тех домах, где вы бываете. Больше ничего от вас не потребуется», – пообещали ему. И поэт стал работать на разведку, как ему намекнули, на английскую. Впрочем, поэт никогда всерьез не задавался вопросом, куда уходит его информация. Зато заинтересовало это капитана Шепелева, когда он выслушивал у себя в кабинете поток откровений популярного сочинителя, прерываемых всхлипами и мольбами о пощаде.
Капитан Шепелев сумел, хотя немало трудов и нервов это стоило, убедить руководство отпустить арестованного на свободу, чтоб затем давать через него дезинформацию и одновременно выявить шпионскую цепочку, в которую включен поэт. Так появился агент под псевдонимом «Вольтер».
Дезинформация пошла, с выявлением цепочки возникли сложности, но зато удалось установить, чья это орудует разведка. Разведка оказалась французской – определили благодаря сотрудничеству уже с нашими нелегалами за рубежом, обнаружившими, в чьих руках всплыла засланная «деза». А тот единственный французский резидент, с которым был установлен контакт у поэта, тоже был юридически советским гражданином, работал рядовым совслужащим, но отследить, каким образом и кому от него уже в свою очередь уходила информация, пока не получалось.
