У закрутившегося на середине проезжей части «ЗИСа» брызнули во все стороны осколки стекла, засыпая асфальт. Машину подбросило, как на батуте. Отлетела правая передняя дверца, перекрученная взрывом, ударилась о выступ тротуара, взлетела, пронеслась над пешеходной дорожкой и упала на пустые осенние клумбы. Из автомобиля повалил дым. Над опешившей улицей взвился милицейский свисток. Где-то закричали.
Последним, бессмысленным виражом «ЗИС» зацепил крылом того, кого миг назад еще живой шофер Сенька назвал про себя «странный гражданин».
Высокий нескладный мужчина взмахнул длинными руками, падая спиной на дорогу. Сокрушивший бедро удар, перевернувшееся небо и падение на асфальт, когда взвыли от боли ушибленные позвонки и затылок, не выбили его из сознания. Лишь несколько мгновений он пролежал неподвижно, справляясь с потрясением. Потом попробовал встать. Ноги подкосились. Почему-то ноги отказались держать… Не в силах поверить, он попытался еще раз. По позвоночнику, от копчика до шеи, прокатилась волна невозможной боли. Как же он умудряется не терять сознание! Он и не знал, что существует такая боль. В понимающем неотвратимую близость смерти рассудке нашлась лазейка и для шутки: «До сего дня я считал пределом боли – застуженный зуб. Боже, как я ошибался».
Но сдаваться он не собирался в любом случае. Он пополз на руках. Приближаясь, заливался свисток, усиливались со всех сторон крики. Донесся топот ног.
Он посмотрел на таксомотор, угнанный им полчаса назад, где под задним сиденьем накрытый пледом лежал оглушенный и связанный таксист. До таксомотора, оставленного на той стороне улицы, было метров пятьдесят. Много, очень много. Он повернул голову к парадному входу в Смольный. Оттуда бежали то ли трое, то ли четверо. Муть в глазах, напоминающая самогон плохой очистки, сплавляла бегущих в многоногое, многорукое зеленое существо. И ни к чему было пересчитывать, сколько их там. Ему хватит. Он разглядел винтовочное дуло, пистолет в отведенной руке, сапоги, носками прикасающиеся к асфальту.
Все, конец, пришло осознание, пожил и хватит. Жаль, что получилось так глупо, из-за собственной нерасторопности, отбеги он вовремя, мчал бы уже в таксомоторе к Литейному мосту.
Он достал из кармана куртки вторую гранату, сорвал чеку. Прижимая спусковой рычаг запала, лег щекой на холодный асфальт. Расслабил тело, напряженными оставались пальцы правой руки. Надо только разжать пальцы и перевернуться на живот.
В этот момент взорвался бензобак автомобиля. Горячая волна ударила по телу, скрючившемуся на проезжей части, и сразу все вокруг заволокло вонючим черным дымом.
Человек, лежащий на асфальте с «лимонкой» под животом, не видел, как перед самым взрывом «ЗИСа» из задней дверцы вывалился окровавленный, но живой товарищ Звягин и пополз по дороге.
Все же не зря, подумал тот, кто держал гранату под животом. Не напрасно то, что сделал он для прикрытия операции, равной которой его разведка еще не проводила. Красные получат под дых так, как они не получали со времени польской войны двадцатого года. Так ему сказали. И нет причин не верить, иначе не стали бы его бросать на зряшный, бессмысленный теракт.
Топот ног бил по ушам. К горящему автомобилю и к нему бежали со всех сторон. Он понял, что если будет тянуть, то может не хватить смелости. Он разжал пальцы и перевернулся на живот. Жаль, не удастся узнать, что за колоссальный сюрприз готовят красным и кто станет новым чемпионом мира по футболу. А последней мыслью, успевшей телеграфной лентой пробежать по сознанию, до того как запал догорел, была такая мысль: «Вот уж на нашей картонажной фабрике удивятся, чего это скромный безобидный бухгалтер подался в бомбометатели, а соседи…»
– Открыт, – прошептал Иван.
Стало уже совсем темно, и, чтобы, рассмотреть замок, возле каждого сарая приходилось зажигать новую спичку.
«Во что превратились брюки и плащ!» – переживал Лезин, который трижды поскальзывался и проезжал по глине. Но переживания унесло, едва он услышал Нестеровское «открыто». Рука опустилась к кобуре.
Иван вытащил из кармана куртки свое табельное оружие. Пистолет ТК, разглядел Андрей. Иван молчал и не предпринимал больше ничего. Все правильно, равноправие закончилось, теперь снова главный он, Лезин, ему приказывать, ему давать команду, ему решать, кто и что делает.
Резала уши окружающая тишина. Ее остроту и резкость не сглаживали редкие звуки: чуханье буксира вдали, всплески и вскрики чаек. Тишина пряталась и за дверью сарая. Ни хруста, ни щелчка, ни чиха, ни звяка.
Андрей вдруг осознал всю их с Иваном уязвимость. Если внутри кто-то есть, этот кто-то уже знает об их присутствии. Они могут попасть в сарай только через дверь, и они не знают, в каком углу притаился кто-то.
Может быть, просто забыли запереть? Андрей вдруг понял, что хочется ему сейчас именно этого. Трус, выругал он себя, слюнтяй, слизняк. А о чем думает тот, кто затаился в сарае? Наверное, тоже надеется на простое разрешение ситуации – что пришли обыкновенные охотники за чужим добром. Хотя что там брать-то…
Андрей показал Ивану – открываем дверь и выжидаем. Нестеров кивнул. Лезин взялся за ручку. Оставаясь под защитой сарайных досок, толкнул дверь, распахивая ее. Иван стоял с другой стороны.
Сколоченная из досок дверь, раскрывшись настежь, стукнула о стену и заскрипела, покачиваясь на несмазанных петлях.
Ничего более. Ни звука.
Не хватало фонарика, лучом которого можно было бы ворваться в черноту лодочного сарая. Нестеров показал ладонью «стой», достал спичечный коробок, зажег спичку и поднес к коробке. Дав коробку разгореться, он забросил его в сарай. Одновременно и Андрей, и Иван вышли из-под прикрытия стен, поднимая оружие. Горящий клочок лежал на полу, бросая отсветы на стены. Но не мелькнуло внутри человеческого силуэта, не донеслось вновь ни звука.
– Входим, – тихо выговорил Андрей.
И тогда из-за стены сарая в проем ступила черная тень. Тишина сотряслась грохотом.
Они стреляли вторыми. Андрей Лезин и Иван Нестеров. Они оставались там, где их застало внезапное нападение. Ни один не сделал ни шага в сторону. Их пули уходили в темный силуэт, который тоже не сходил с места. И в них входили пули, выпущенные из сарая…
Глава десятая
Марина и Меландер
Жаркою страстью пылаю,
Сердцу тревожно в груди.
Кто ты? Тебя я не знаю,
Но наша любовь впереди.
Слова и музыка П. Арманда.
Остановившись на «пятачке безопасности», Марина пропустила куда-то спешащий «ЗИС» и перешла на другую сторону улицы. Прошла мимо женщины, торгующей на обычном месте пломбиром, свернула на аллею. Привычным маршрутом, так изо дня в день. И когда аллея зеленела, и когда лежала под снегом, и теперь, когда под голыми деревьями гниют опавшие листья. Один и тот же путь туда и обратно пять дней в неделю, а с недавних пор шесть дней в неделю. Ее не удивит, если скоро они будут работать и вовсе без выходных. Вся страна в едином порыве. А что ей этот порыв?
