Белинда послушалась, сжав пальцами медные прутья, но пока Николас развязывал бант, удерживавший панталоны на месте, не могла понять, что он собирается сделать. Взять ее прямо тут?
В комнате было тепло и даже душно, но когда Николас стянул с ее бедер панталоны и они сползли на лодыжки, Белинда вздрогнула, чувствуя себя ужасно уязвимой – она голая, на дворе день, и он видит ее в таком положении, находясь вне поля ее зрения. Что Трабридж там делает?
Николас опустился на колени.
– Подними ноги, – попросил он.
Николас потянул болтающиеся у щиколоток панталоны. Они присоединились к остальной одежде в углу, вместе с чулками и подвязками, и его руки, обжигая, заскользили вверх по ногам. «О боже, – сообразила Белинда, – он смотрит прямо на мою голую попу!» Николас поцеловал ее там, губы тепло прижались к ягодице, и ее снова охватил приступ девичьей застенчивости. Она что-то протестующе промычала, попыталась повернуться, но он не позволил.
– Шш-ш, – увещевал ее Николас, целуя в спину. – Позволь мне. Я хочу смотреть на тебя и трогать тебя. Каждое… твое… местечко.
Ладони легли ей на ягодицы, погладили их.
– У тебя просто божественная попка, – сказал Николас. – Господи, я просто обезумел.
Трабридж резко встал и прижался к ней, чуть присогнув колени так, что вжался в нее бедрами. Белинда застонала, ощутив твердую выпуклость, прижавшуюся к обнаженным ягодицам. В сочетании с грубой шерстяной тканью брюк это было невероятно чувственно.
– Ну вот, – сказал Николас, прерывисто дыша, и двинул бедрами, заставив твердую выпуклость скользить по ее коже. – Надеюсь, теперь мы с тобой ответили на вопрос о твоей желанности? Если нет, я продолжу.
Белинда замотала головой. Этого она не хотела. Она желала того, ради чего сюда приехала: ощутить его тело на своем, его губы на своих, его естество внутри. Белинда жаждала этого.
– Нет, – выдохнула она. – Я тебе верю.
– Хорошо. – Николас поцеловал ее в плечо, и Белинда уже была уверена, что сейчас он снимет брюки и войдет в нее, но этого не последовало. Продолжая прижиматься к ней восставшим естеством, Николас протянул руки, просунул их между прутьями и прикоснулся к ней. Когда кончик его пальца скользнул между складочками ее потайного местечка, Белинда застонала. Наслаждение пронзило насквозь, но этого было мало. Она хотела большего.
Белинда попыталась пошевелить бедрами, но Николас, значительно превосходивший ее весом, буквально пригвоздил ее к спинке кровати, и она могла только стоять там, пока он ласкал ее через прутья – нежно, почти деликатно, все сильнее прижимаясь к ее спине. Ничего подобного Белинда никогда не ощущала. Прикосновения пальца были едва ощутимы, они дразнили, обещали что-то необыкновенное, если только ей удастся прижаться сильнее. А сзади дразнило мужское естество, которое словно обещало то, что пока было недоступно. Словно пойманная в ловушку, Белинда отчаянно жаждала более смелой ласки, но до тех пор это все, что у нее есть.
Настоящая агония – желать, но понимать, что пока это недоступно. Просто невыносимо. Белинда попыталась сказать это, но не могла перевести дыхание, и поэтому из ее горла вырвался лишь всхлип. Николас поцеловал ее в ухо, лизнул мочку, и она снова задрожала, но руку он ближе не придвинул. И не отпускал ее.
– Чего ты сейчас хочешь? – прошептал Николас. – Скажи мне.
Сказать? Как Белинда может это сказать? Она вообще не может говорить, дышит, и то с трудом.
Николас ждал, поглаживая ее все так же едва касаясь. И брюки до сих пор не расстегнул. А когда убрал пальцы, Белинда отчаянно застонала.
– Николас, – шепнула она, охваченная девичьей застенчивостью. – Я не могу. Не могу!
Трабридж повернул ее лицом к себе, опустился на колени и поймал руки, которыми Белинда пыталась лихорадочно прикрыться. Переплел пальцы, широко развел их в стороны и поцеловал в живот. Все внутри у Белинды задрожало. А затем, к ее величайшему потрясению, поцеловал в треугольник волос внизу живота. Она пискнула, не сумев удержаться. Запаниковала, охваченная смущением, потому что ее накрыла очередная волна стыдливости.
– О нет, – простонала Белинда, дергая бедрами так, чтобы оттолкнуть его. – Не надо.
– Ты же была замужем, – пробормотал Николас, продолжая ласкать ее губами. – Не могу поверить, что твой муж этого не делал.
– Конечно, он этого не делал. Никто такого не делает!
Это вызвало у него смех. Теплое дыхание согревало завитки волос.
– О, еще как делают. Делают очень часто, и совсем не напрасно. – Он прекратил ее целовать и посмотрел вверх. – Только нужно, чтобы ты мне доверилась. Доверишься?
Белинда прикусила губу, но через мгновение ответила:
– Да.
– Тогда позволь поцеловать тебя там. – Николас отпустил ее руки и легко прикоснулся пальцами, запутавшись в завитках волос. – Раздвинь ноги и позволь мне сделать это.
– Хорошо, – несчастным голосом едва слышно ответила Белинда, но когда позволила ему раздвинуть свои ноги, застенчивость накрыла ее с такой силой, что показалось, будто все внутри пылает.
Ей просто необходимо отвернуться. Белинда перенесла вес на медную спинку кровати, сев на нее, крепко стиснула прутья и запрокинула голову, чтобы смотреть в потолок. Его губы снова прикоснулись к ней, и она с трудом сдержала порыв вырваться и убежать.
– Посмотри на меня, Белинда.
Она замотала головой, глядя в потолок.
Николас снова ее поцеловал.
– Посмотри на меня.
Белинда силой заставила себя опустить голову и наткнулась на его взгляд.
– Я хочу сделать это для тебя, – сказал Николас, не отрывая от нее взгляда, и просунул руку между ее ног. – Я хочу, чтобы с тобой это случилось. Тут нечего стыдиться.
– Я не стыжусь. Я просто… стесняюсь. Я была такой в девичестве и до сих пор такой бываю… иногда.
– Этого я не знал. Но тебе нечего стесняться, только не со мной. Ты прекрасна. – Николас опустил голову и посмотрел на ее сокровенное местечко. – Везде, – добавил он. – Я знал, что так и будет.
Белинда смотрела вниз, на Николаса, на его волосы, блестящие в полумраке комнаты, на густые коричневые ресницы, позолоченные на концах, на его лицо, исполненное желания, и когда он поцеловал ее снова, вся стыдливость словно испарилась и больше не имела значения, все равно что обломки корабля, унесенные морским прибоем.
А затем, о боже, его язык прикоснулся к заветной щелке. Белинда застонала от изумления и удовольствия, когда его язык начал ласкать ее нежно, совершенно невероятным образом. Она никогда ничего подобного не испытывала.
Белинда не могла думать, она растворилась в ощущениях, каких просто не могло существовать. Она же знала, по крайней мере думала так, об интимных отношениях все. Но это? Ничего столь восхитительного Белинда даже вообразить себе не могла.
