Чтобы все окончательно испортить, за столом напротив него сидели лорд и леди Уэдерфорд, и оба они начинали ерзать на стульях, стоило Николасу просто поднять на них глаза, и вздрагивали всякий раз, как он открывал рот. Николас предположил, что их смущал тот факт, что их сын в пьяном виде выстрелил в него, и они боялись, как бы Николас не рассказал об этом всем, кто окажется в пределах досягаемости. Из-за этого они не могли вразумительно ответить ни на один из его вопросов. Вероятно, если у них поинтересоваться здоровьем и благополучием Понго, оба сползут от стыда под стол.
Белинду посадили на другом конце стола, точнее, через двенадцать человек от него, и поговорить с ней Николас не мог. Зато хорошо ее видел, и из-за этой жестокой несправедливости вечер окончательно обернулся мучительной пыткой.
Ее густые блестящие черные волосы, уложенные в высокую прическу, казались под светом свечей иссиня-фиолетовыми. На ней были те же нитки римского жемчуга, что и на том балу, а под ними Николас видел затененную ложбинку между грудями, и слишком глубокий вырез бледно-лилового вечернего платья нарушал его душевное равновесие. Этим вечером Белинда казалась ему красивее, чем когда-либо раньше, и хотел он ее сильнее, чем прежде. Он сгорал от желания, все тело томилось по ней. Николасу казалось, что он просто излучает похоть.
Будь Белинда в том же состоянии, что и он, Николас сумел бы отнестись к сложившемуся положению чуть спокойнее. К несчастью, леди Федерстон, похоже, отлично проводила время. В отличие от него, она мило беседовала со своими соседями по столу. Николас это точно знал, потому что всякий раз как смотрел на нее, а это происходило примерно каждые шесть секунд, то видел, как Белинда разговаривает и смеется. Он ни разу не заметил, чтобы она смотрела на него, это было дурным знаком. К тому времени как доели десерт – малиновый пудинг – Николас чувствовал, что находится на исходе сил. Когда герцогиня объявила, что леди оставляют джентльменов наедине с портвейном, он решил, что с него довольно.
Едва дамы вышли, Николас одним глотком осушил свой бокал, пробормотал, что ему совершенно необходимо прогуляться после такого «восхитительного» обеда, и выскочил на улицу в надежде, что прохладный весенний воздух слегка охладит его кровь.
Оказавшись снаружи, Николас зашагал по террасе, прошел мимо открытого французского окна, ведущего в музыкальную комнату, где собрались дамы, спустился по ступенькам в сад и направился к самшитовому лабиринту на южной лужайке. Пройдя его еще до обеда, он вполне обоснованно полагал, что помнит, как добраться до центра, а центр этого лабиринта представлял собой превосходное уединенное место – как раз то, что сейчас так отчаянно требуется.
«Положение просто невыносимо», – думал Николас, шагая между высокими стенами самшита. Как можно провести рядом с Белиндой целую неделю, не нарушив это глупое и нелепое обещание? Как можно не привлечь ее в свои объятия и не зацеловать? Как можно не обнимать ее, не ласкать, не заниматься с ней любовью?
Николас сделал глубокий вдох, понимая, что необходимо прекратить себя терзать, и сосредоточился на прохождении лабиринта, выбросив из головы все прочие мысли и соображения. Но и добравшись до центра, не сумел начать мыслить здраво.
Плохо уже то, что Николас хочет Белинду так сильно и томится, как похотливый семнадцатилетний юнец. Но мысль о том, что он приехал сюда с целью найти себе жену, окончательно все портила, потому что размышлять о браке с любой другой женщиной, когда ты хочешь ту единственную, на которой жениться не можешь, хочешь ее просто запредельно, было невыносимо.
В центре лабиринта стояло небольшое причудливое украшение из кованого железа, оплетенное вьющимися белыми розами, мерцавшими в свете полной луны. Николас направился к каменной скамье, спрятанной под цветами, но, будучи слишком возбужденным, чтобы присесть, просто встал перед ней, глядя на густо переплетенные стебли роз вокруг и гадая, что же ему теперь делать.
Что может сделать мужчина, охваченный страстью к женщине, которая не хочет иметь с ним никаких дел? Писать ей любовные письма? Сочинять стихи? Отбросив от себя эти глупые мысли, Николас стал думать дальше. Послать ей розы? Черт, он даже не знает, нравятся ли ей розы. Большинству женщин нравятся, но Белинда не похожа ни на одну из ему знакомых женщин.
И все-таки мысль о розах его захватила. Допустим, они ей нравятся, но какие? Николас стал обдумывать этот вопрос, запрокинув голову назад так, чтобы увидеть девственно-белые цветы над ним. Вдохнул поглубже, но почти не ощутил аромата, как будто это какие-нибудь ромашки. Николас решил, что если и пошлет когда-нибудь Белинде розы, они будут совсем не такими.
Нет, это будут большие красные бархатные роскошные розы, темные, пахнущие летом, потому что Белинда вызывала именно такие ассоциации. Несмотря на целомудренную оболочку, она неистовая и страстная. Николас знает, что Белинда не хочет быть такой, но пусть отрицает сколько угодно – она женщина пылкая. «Да, – решил он, – для Белинды подойдут только красные розы».
Тут Николас уныло улыбнулся. Если послать Белинде розы, вполне вероятно, тут же выяснится, что у нее на них аллергия. Когда дело касается леди Федерстон, удача изменяет ему всегда.
– Лорд Трабридж?
В его мысли ворвался женский голос, но, к несчастью, принадлежал он не Белинде. Николас повернулся и увидел перед собой Розали Харлоу. Выражение обожания на ее лице мгновенно подтвердило, что его удача движется не в том направлении, причем не только с Белиндой, но и со всеми другими женщинами тоже.
– Мисс Харлоу? – Николас встревоженно посмотрел поверх ее головы. – Вам не следует находиться тут наедине со мной.
– Я… я увидела, как вы прошли мимо музыкального салона и поняла, что вы не остались пить портвейн с другими джентльменами. Поэтому я выскользнула из комнаты и пошла за вами. – Розали сплетала и расплетала пальцы, невольно показывая, как сильно нервничает.
Николас тоже испытал сильное волнение. Он просто не мог себе позволить повторения истории с Элизабет Мэйфилд. Конечно, вряд ли Розали из таких же девушек, но лишняя осторожность не помешает. Он выглянул в проход между стенами лабиринта, очень надеясь, что на сцене не собирается появиться миссис Харлоу, исполненная праведного негодования и требующая немедленно поступить порядочно.
– Вам лучше тотчас же вернуться обратно, – посоветовал Николас. – Дамы начнут интересоваться, куда вы делись.
– Не будут. По крайней мере еще несколько минут.
– Но ваша мать наверняка…
– О ней и вовсе беспокоиться не стоит. Она думает, что я вышла в дамскую комнату. Обычно я маме не лгу, конечно. Но мне очень нужно поговорить с вами с глазу на глаз, и я не думаю, что есть какой-то другой способ.
– Разговаривать со мной с глазу на глаз – самое неразумное, что только может сделать незамужняя молодая леди. – Николас шагнул к ней ближе, надеясь, что она отступит назад и даст ему возможность по-джентльменски выйти, но Розали даже не шелохнулась. Колючие плети роз, обвивавшие кованое украшение, мешали ему обойти ее. – Пусть не ваша мать, но кто-нибудь может нас заметить, а я сильно огорчусь, еще ваша репутация пострадает из-за меня.
