Заведение понтовое, к нам подходит официант. Мы с Джейн заказываем по хот-догу с газировкой. Тайни – четыре хот-дога с булками, три без булок, тарелку чили и диетическую колу.
– Диетическую колу? – переспрашивает официант. – Четыре хот-дога с булками, три без булок, тарелку чили и диетическую колу?
– Все верно, – отвечает Тайни, после чего объясняет: – На простых сахарах мышечную массу не наберешь.
– Ага, – говорит официант, медленно кивая.
– Бедная твоя пищеварительная система, – говорю я. – В один прекрасный день твой кишечник взбунтуется. Вылезет и придушит тебя.
– А тренер говорит, что в идеале к началу следующего сезона мне надо прибавить десять кило. Стипендию в колледже Первого подразделения только крупным дают. А мне так тяжело вес набирать. Я стараюсь изо всех сил, но борьба нелегкая.
– Бедный Тайни, как же тяжело тебе живется, – замечает Джейн. Я смеюсь, мы переглядываемся.
– Господи, ну давайте уже, – говорит Тайни, и это приводит к неловкому молчанию.
– А Гэри с Ником где? – наконец прерывая его, интересуется Джейн.
– Наверное, мирятся, – отвечает Тайни. – Я с Ником вчера порвал.
– Правильно. Эти отношения с самого начала были обречены.
– Ну вот видишь, да? Я, наверное, теперь какое-то время лучше побуду один.
– Ставлю пять баксов на то, что он влюбится в кого-нибудь в ближайшие четыре часа, – говорю я, повернувшись к Джейн.
Она смеется.
– Давай три.
– По рукам.
Мы обмениваемся рукопожатиями.
После перекуса, желая убить время, мы гуляем по всему району, а потом становимся в очередь на Склад. На улице холодно, но когда прижмешься к стене, хотя бы ветер не трогает. Я достаю бумажник, вставляю в окошечко для фото поддельные права, а настоящие прячу между страховкой и папиной визиткой.
– Покажи, – просит Тайни, и я отдаю ему бумажник. – Грейсон, блин, в кои-то веки ты на фотке на жопохрюка не похож.
Когда наша очередь подходит, он выталкивает меня вперед – полагаю, для того, чтобы насладиться зрелищем, как я впервые в жизни буду предъявлять фальшивый документ. На вышибале такая короткая футболка, что она даже живот не прикрывает.
– Документ, – говорит он мне. Я вытаскиваю из заднего кармана бумажник, достаю права и подаю ему. Он светит фонариком на права, потом мне в лицо, потом снова на права.
– Ты что, думаешь, я считать не умею?
– А? – удивляюсь я.
– Тебе всего двадцать, мальчик.
– Двадцать два.
– А права твои говорят, что двадцать, – отвечает он, возвращая их мне.
Я смотрю и считаю. Да, в январе только исполнится двадцать один.
– Гм, да. Извините.
Этот безнадежный тупой укурок не тот год мне поставил! Я отхожу в сторону, а Тайни идет за мной и ржет как ненормальный. Джейн тоже хихикает.
– Только Грейсон может сделать себе фальшивый документ, – говорит Тайни, чересчур сильно колотя меня по плечу, – по которому выходит, что ему двадцать. Блин, это же полный бесполезняк!
– Твой друг не тот год напечатал, – говорю я Джейн.
– Уилл, мне очень жаль, – отвечает она, хотя вряд ли Джейн прямо сильно расстроилась – иначе прекратила бы смеяться. – Мы все равно можем попробовать тебя протащить, – прибавляет она, но я качаю головой.
– Идите сами. Но позвоните, когда все закончится. А я потусуюсь в «Фрэнксе» или где еще. Да, и позвони, если будут играть «Annus Miribalis».
И вот в чем фишка: они идут. Становятся снова в очередь и у меня на глазах заходят в клуб, и ни один даже не сказал: нет-нет, без тебя мы не пойдем.
Не поймите меня неправильно. Группа-то отличная. Но то, что для них концерт оказался важнее меня, все равно паршиво. В очереди мне холодно не было, а теперь я просто задубел. На улице дерьмово, мороз такой, что, если дышать через нос, мозги леденеют. А я остался тут один с никчемными правами за сотню баксов.
Я возвращаюсь во «Фрэнкс», заказываю хот-дог, медленно его ем. Но все равно понимаю, что растянуть его на два-три часа, пока их не будет, я не смогу, – это не то блюдо, которое можно столько смаковать. Телефон лежит на столе, и я смотрю на него, простодушно надеясь, что позвонит Джейн или Тайни. Я сижу и сижу и злюсь все больше и больше. Блин, молодцы, бросили одного в кафешке, а у меня даже книжки нет, остается лишь сидеть и глазеть по сторонам. И зол я не только на Тайни и Джейн, но и на себя тоже, за то, что сам разрешил им свалить, за то, что не проверил эти идиотские права, за то, что сижу и жду звонка, как дебил, хотя можно просто домой поехать.
И пока я обо всем этом думаю, до меня доходит, чем хреново плыть по течению: иногда оно выбрасывает тебя вот в такие места.
И мне по течению плыть надоело. Одно дело, когда тебя родители куда-то подталкивают. Но то, что Тайни толкал меня к Джейн, потом – сделать эти фальшивые права, а потом еще поржал над тем, какая фигня из этого вышла, и бросил меня в этой чертовой кафешке с хот-догами, когда я даже самые лучшие хот-доги не люблю – это вообще хрень.
Я живо представляю его себе – стоит и ржет, тряся своим пузом. Полный бесполезняк. Полный бесполезняк. Нет! Я могу купить сигарет. Возможно, даже проголосовать незаконно. Я могу… Ха! Вот это идея.
Знаете ли, напротив Склада есть одно местечко. Такое с неоновой вывеской и без окон. Нет, я не то чтобы особо люблю или даже интересуюсь порно – или «литературой для взрослых», как указано на вывеске за дверью, – но не сидеть же мне как дураку все это время во «Фрэнксе Фрэнксе», так и не воспользовавшись своими поддельными правами. Нет. Я пойду в этот магазин порно. У Тайни Купера-то кишка тонка по таким местам ходить. Однозначно. Я уже представляю себе, как я им расскажу, когда Тайни с Джейн выйдут из клуба после концерта. Я кладу на стол пятерку – включая пятьдесят процентов чаевых – и прохожу пешком четыре квартала. Приближаясь к двери, я начинаю нервничать, но убеждаю себя, что торчать в лютый холод на улице в центре Чикаго куда опаснее, чем может быть любое торговое заведение.
Я открываю дверь и вхожу в залитый флуоресцентным светом зал. Слева оказывается прилавок, а за ним стоит тип, у которого в теле больше дырок, чем в игольнице, и пялится на меня.
– Ты посмотреть или жетоны дать? – интересуется он.
Я без понятия, что за жетоны.
– Посмотреть?
– Ладно, заходи.
– Что-что?
– Проходи, смотри.
– А документы проверять не будете?
Чувак смеется:
– А тебе что, шестнадцать?
Он прямо в точку попал!
– Нет, двадцать.
