— ...Троих наших в плен взяли... Двое ещё живы.
— Что ещё видел, казак? Докладывай! — Мадатов буравил Фёдора чёрными, как ягоды шелковицы, глазами. Смотрел так пристально, будто не верил ни единому слову.
— Видел пушки, повозки, полные зарядов. Видел неумелых канониров. Видел бомбы. Они чают взорвать крепость.
— Этому не бывать, — усмехнулся Износков.
— Я решил! — Мадатов снова уселся на походный стул. — Кавалерия со мною во главе снимется с бивуака на рассвете. Мы пойдёт скорым маршем по бездорожью с тем, чтобы как можно скорее выйти к крепости. Обоз под командой Переверзева и твоей охраной, полковник, — Мадатов кивнул в сторону Аслан-хана, — будет двигаться, поторапливаясь по проезжей дороге с тем, дабы поддержать нас в решающий момент артиллерийским огнём. За сим желаю вам, господа офицеры, нынче крепкого сна, а завтра славной победы.
Офицеры поднялись, потянулись к выходу из палатки. Аслан-хан торопился уйти первым. Весь вечер лицо Курахского владыки оставалось непроницаемо мрачным, он почти не притрагивался к еде, мало пил.
— Миша! — окликнул генерал Переверзева. Капитан обернулся.
— Не спускай глаз с Аслан-хана. Не нравится он мне. Скучный стал, тоскует.
— Не беспокойтесь, Валериан Григорьевич. Ежели что — живыми не уйдут, — заверил командира Переверзев.
Внезапно полог палатки откинулся. Она стояла на пороге маленькая и сердитая в изящном наряде мальчишки-казачка, перепоясанная шёлкотканым ремешком, с сабелькой на боку. А ножны-то! Ножны у сабельки бирюзой инкрустированы. Подборок вздёрнут, смотрит строго. Одно слово — княжна.
— О! Я в восхищении! — Переверзев прижал ладони к груди. — Новый наряд? Изящно, импозантно! Только не ко времени изволили надеть, ваше высочество. Нам ещё надо до крепости добраться. Истреплется эдакое великолепие, запачкается!
Княжна с неприязнью взирала на капитана, чуя насмешку.
— Я пойду с кавалерией, — решительно заявила Сюйду на языке нахчи. — Генерал возьмёт меня с собой.
— О чём говорит её высочество? — переспросил Мадатов. — Ни слова не разберу...
— Валериан Григорьевич, ваше сиятельство... — развёл руками Переверзев. — Темны речи княжны!..
— Ёртен осёдлан, я готова отправиться в дорогу. Вы обязаны доставить меня к мужу как можно скорее.
— Тут и толмач не нужен. Ясно, что говорит, — отрезал генерал. — Ты, твоё высочество, уразумей одно: по-твоему не будет. Кавалерийский рейд — не женское дело.
— Я — жена Ярмула, — Сюйду притопнула ножкой, обутой в лаковый сапожок.
Мадатов отвернулся, пряча улыбку. Сказал строго:
— Приказываю княжне Коби остаться при мне. Если есть желание верхом носиться, рискуя шею свернуть или пулю поймать, — на то её воля. Но в Грозную крепость княжна войдёт только с интендантским обозом!
* * *
Ох и не легка служба под командой его сиятельства Валериана Георгиевича Мадатова! Кому легко день и ночь не сходя с седла ломиться через дикие дебри? Кому не страшно, презрев опасность, не выслав наперёд разведки, врываться во вражеские поселения, поджигая соломенные крыши, выгоняя из хлевов скот, круша оружием любого, кто попытается сопротивляться?
Фёдору казалось, будто земля сотрясается, готовая разверзнуться под ударами копыт генеральского Дурмана. Будто листья осыпаются с дерев не от того, что осень наступает, а от одного лишь вида ощетинившегося пиками казачьего войска, идущего скорым маршем навстречу неминуемой победе.
Покинув обоз перед рассветом, на исходе дня две казачьи сотни и два батальона конных егерей взошли на вершину покрытого редколесьем холма. Вдали, меж тополиных стволов, извивалась коричневая лента Сунжи. По-над ней возвышались бастионы Грозной крепости. Вражеское войско стояло на том же месте, где Фёдор и Алёшка совсем недавно оставили его. Табор не табор, лагерь не лагерь, а только горцы уже выставили наперёд пушки, жгли костры. Фёдору показалось, что в лагере стало ещё многолюдней.
Генерал отправил Износкова с двумя ротами егерей на левый фланг, к берегу Сунжи. План был таков: как только кони и люди немного отдохнут, Износков и его егеря выскочат из леса, ввяжутся в короткую схватку с целью наделать как можно больше шума. Сделают так, чтобы из крепости их непременно заметили и признали своими. А если удастся — завлекут врага в лесок, на казачьи пики.
— Эх, пробраться бы в крепость! — волновался Фёдор. — Сговориться с товарищами, чтобы ударить сразу в двух сторон, а попутно подорвать у нехристей порох. Зачем смеяться, ваше сиятельство? Или план мой не хорош?
— В крепость я Фильку отправил, — ответил генерал.
— Ах ты! — у Фёдора занялось сердце. — Как же так?!
— Эх, да ты, казак, чувствительный какой! — засмеялся Мадатов. — Вот и княжна мне весёлую сцену закатила! Пришлось сделать вид, что ни чеченского, ни черкесского языка вовсе не разумею — иначе заколола б кинжалом, ей-богу! Филька мой хоть и бестолков и подленек бывает, но дело своё хорошо умеет делать. В любую дыру просочится, в любую щель проникнет. Мы так уговорились: как только Филька крепости достигнет и ситуацию доложит — они дадут нам знать о том орудийным залпом. Когда Износков вражью силу из лагеря выманит — они дадут по ним картечью второй раз и третий. Заваруха начнётся нешуточная. Вот тогда ты под шумок в их лагерь и проникнешь. После третьего залпа мы условились выскочить из леса. В этот момент наши войска из крепости выйдут. С двух сторон ударим мы по Нур-Магомеду! И тогда уж самое время будет поднять на воздух их поганый арсенал.
— Муторно мне без дела, ваше сиятельство. Сижу тут как заноза в пятке, а там наши товарищи гибнут...
— Погоди, казак, не жалуйся. Вот ввяжется в бой Износков с командой, тогда и поскачешь. А мы, помни об этом... Мы выйдем из леса, после третьего залпа! После третьего!
— Коли нет у них картечи, так не бывать и первому залпу, — вяло возразил Фёдор.
Казак свистом подозвал коня, достал из торока Волчка и уж вставил ногу в стремя. Внезапно кто-то крепко дёрнул его за полу черкески. Фёдор обернулся.
— Алёшка? Чего тебе?
— Поскачем вместе. Петруха Фенев тебя без шуток героем величает... Так я тож хочу к геройским подвигам приобщиться!
— Я скачу к Износкову. Как только он затеет на поле баталию, подсыплем им перца горького!
* * *
Износков с двумя ротами конных егерей занял позицию в роще неподалёку, на левом фланге отряда. Ждали залпа крепостных орудий, как сигнала к началу вылазки. Солнце уж склонилось к самому горизонту, когда майор дал команду спешиться.
— Бесполезно, — сказал он Фёдору с досадой. — Сегодня дела не будет — ночь на дворе.
В этот момент с бастионов крепости грянул первый залп, словно там услышали сердитые слова майора. Палили из всех двенадцати пушек. Ядра со свистом пронеслись над полем, все попали точно в цель. Вражеский лагерь осветился пламенем разрывов. Среди всполохов огня метались едва различимые тени людей и коней. В центре поля затеялась безумная круговерть. Вспыхивали одинокие огоньки факелов. Занялась одна из повозок вражеского «табора». Пламя то взвивалось кверху, рассыпаясь мириадами искр, то опадало устало, словно невидимый гигант бил по нему своим плащом.
