— Наконец-то... — выдохнул казак, вскакивая с места.
Она, кивнув ему головкой, скрылась за дверью.
Фёдор выбежал на открытый воздух, под звёзды. Он озирался по сторонам, стараясь разыскать в наступивших сумерках чёрную тень. Но она не находилась. Он метнулся к коновязи. Кони дремали, опустив морды к яслям.
— Где ты? — простонал Фёдор. — Где ты, родная?
Она обняла его сзади, как когда-то давно в Лорсе.
Обняла крепко, прижалась грудью к спине, уткнулась щекой в плечо, сказала тихо:
— Теперь я вспомнила, как от тебя пахнет. Ты здоров, хвала Аллаху, ты здоров.
Бережно разняв объятия, он повернулся к ней лицом, обнял. Высокая шапка уроженки Кетриси упала с её головы, откатилась в темноту. Платок развязался, обнажая яркое золото волос. Фёдор целовал их, впитывая всем существом можжевеловый аромат. Шептал:
— А ты-то здорова ли?
— Устала немного. Мы... Этэри-ханум и я, так мчались... так мчались... — она задыхалась в его объятиях.
— Я устал.
— Устал? А обнимаешь крепко, — она улыбнулась. Он понял это так ясно, будто видел её лицо перед собой.
— Я устал ждать, я думал — ты предала, а ты...
Дверь открылась, пространство перед входом в дом Абдул-Вахаба осветилось. Фёдор разомкнул объятия.
— Бежим! — шепнула она, хватая его за рукав и повторяя: — Бежим, бежим!
* * *
Он проснулся на рассвете, словно от оплеухи. Уселся, огляделся вокруг, ожидая не найти Аймани рядом с собой. Но она была тут как тут. Лежала спиной к нему, свернулась калачиком, накрылась полой бурки.
— Всё хлеб. Хоть раз в жизни не сбежала тайком, — буркнул казак себе под нос. — Вот баба-то! Чума, да и только.
Он опустил твёрдую ладонь ей на плечо и тут же отдёрнул в испуге. Таким хрупким и тонким показалось ему тело таинственной воительницы.
— Зачем не спишь? — спросила она, не оборачивая головы.
— На волосы твои любуюсь. Что за чудо! Чистое золото! И ещё...
Фёдор умолк, припоминая виденный ночью страшный сон.
— Что? — она перевернулась на спину, потянулась не открывая глаз. Бледный свет падал на её лицо через прорехи в кое-как накрытой крыше. Она лежала в золоте волос, немного разомкнув порозовевшие губы.
— Эк я тебя нацеловал-то! С вечера бледная была, а теперь... Открой глазоньки, а. Неужто снова заснула? А я-то порасспросить тебя хотел.
— О чём? — она снова улыбнулась.
— О Гасане, о Йовте, обо всём...
— Ревность?
— Да как же мне не ревновать, коли всю ночь мне во сне упокойник Гасан грезился. Будто он с тобой на пару в студёной речке купается. Срамота!
— Вся наша жизнь лишь боль, бой, путь. Или, по-вашему — срамота!
— Э, нет! Срамота — это когда баба и мужик...
Она распахнула глаза, приподнялась, опираясь на локоток.
— Послушай, мой род дружен с родом курахских князей. Я знаю Гасана с малолетства, но едва лишь подросла, сказала ему, что не стану ткать ковры среди его наложниц и рабынь, у меня иной путь. Отец не успел отдать меня ему. Когда наш аул сожгли воины Ярмула, я ушла в горы искать свою судьбу. Гасан отправился служить Ярмулу. Но я помню добро. Он не был моим врагом.
— А Йовта?
— Зачем говорить о нём? Если он ещё жив, то в плену, в кандалах. Его судьба решена, его ждёт казнь.
— Он мучил тебя? Бил? Я видел — рубцы ещё не зажили...
— Бил не он, а тот, помнишь? Урус в солдатской форме. Я с ним поквиталась. Он мёртв, а письмо у меня. Он украл его из дома Ярмула. В нём сказано о Сюйду.
— Он из наших?
— А ты не знал? Джигит не станет носить одежду уруса. Если одет как урус — значит, урус и есть. Он сбежал из Грозной, выкрав письмо армянского купца. Так Йовта узнал про княжну. Хотел обменять Сюйду на золото. Йовта не желал моей смерти. Он только пугал. Просил, чтобы я привела ему княжну.
— И ты привела...
— Ей не было другого пути. В крепости она всё равно пропала бы, а так... Аллах помог нам, привёл к крепости вражеские войска.
— Так русские враги тебе?! — вскинулся Фёдор.
— Урусы, но не ты. Не ты изрубил мою мать, не ты пожёг моих сестёр. Я должна тебе жизнь. Так что ещё приснилось тебе кроме голого князя Кураха, купающего в ледяной воде? — она снова откинулась на спину. Блаженная улыбка блуждала по её лицу.
Где-то рядом, за загородкой, заблеяла коза.
— Не волнуйся. Это пустяки. Просто мы с тобой сызнова блудному греху предалися — вот мне кошмары и снятся.
ЧАСТЬ 7
«....Господи, Боже мой, удостой
Не чтобы меня утешали, но чтобы
я утешал...»
Слова молитвы
Фёдор ясно видел полёт ядра. Чёрная тушка его рассекла синеву небес. Оно и упало в примятую траву, подняв в воздух прах земной, закрутилось шипя.
— Слава Аллаху — это не картечь, — буднично произнёс Абубакар.
— Ложись! — что есть духу крикнул Фёдор.
Сюйду рухнула в траву.
Кони настороженно фыркали, разглядывая ожившее пахнущее жаром и пороховой гарью большое яблоко. Ядро замерло, поворчало немного, наконец, совсем затихло.
— Ваша, ядрёна мать, работа! Видать в ауле, за той вон Бубун-горой, изготовлено! — сплюнул Фёдор. — Эх, соскучился я по дому! Вставайте, ваше высочество, опасность миновала.
— Это не Бубун-гора, — заявила Сюйду, поднимая от земли чумазое личико. — Эта гора называется Кетриси и на её вершине в незапамятные времена жил...
— ...горный орёл, — перебил княжну казак. — И орёл тот высиживал яйцо, а в яйце том была игла, а на конце той иглы Бубутина смерть. Все ваши сказания на один лад!
Фёдор склонился над остывающим ядром. Осторожно пошевелил его ножнами.
— Нет, не шевелится, умерло...
Он глянул на княжну. Сюйду стояла во весь рост, щёки её зарделись от гнева, губы дрожали.
— Эк разгневалось-то, ваше величество, нужто покарать надумала?
— Отец... — Сюйду повернулась к Абубакару.
— Не мешай мне, дочь... — Абубакар смотрел в сторону сосновой рощи, из которой прилетело ядро. — Что это может значить? Как ты думаешь, казак?
— Пальнули с малого калибра, о чём тут думать?
— Кто же?
— Дак войско идёт сюда. Разве не о том говорила Этэри-то-ханум? Да где ж она сама? Почему не скачет к нам?
Они остановились посреди поля, укрылись от палящего зноя под кроной одинокой раскидистой сосны. Фёдор, Сюйду, Мажит и Хайбулла, младший брат владетеля Кетриси вызвались сопроводить чету владетелей Коби до ближайшей речки с тем, чтобы помочь почтенной Этэри-ханум переправить через коварный поток подарки, полученные ею от семейства Абдул-Вахаба. Этэри-ханум сама правила лёгкой повозкой, запряжённой парой смирных лошадок. Её собственная кобыла чистых арабских кровей бежала следом с пустым седлом. Этэри-ханум неотлучно сопровждали двое свирепого вида джигита. Они носились вскачь кругом медлительной повозки, неспешно катившейся в сторону одинокой сосны.
